Ворваться в королевскую резиденцию бунтовщикам не удалось, но Фариатти это не обескуражило. Закатные твари с ней, с Цитаделью! Если город будет взят, аристократы рано или поздно запросят пощады. Оставив напротив поднятых мостов пять сотен человек, предатель построил своих людей клином и пошел на прорыв. Хорошо вооруженные гайифцы сломали оборону Берхайма, вырвались в Новый город и… налетели на южан Алвы, к которому примкнул Рокслей, ставящий дело превыше чистоты крови. Рамиро буквально вбросил изменников назад, в Старый город, и на улицах закипела резня.
Южане шаг за шагом шли вперед, и у Фариатти не осталось иного выхода, как снять охрану с мостов. Для Окделла и фок Варзова это стало сигналом, и их дружины ударили по бунтовщикам с тыла.
Алану было страшно и дико убивать недавних соратников, пару раз герцог едва не погиб – рука не поднималась на тех, кого он знал в лицо. Один раз его спас оруженосец, второй – прорубившийся к нему Алва. Кэналлиец не был столь сентиментален – гайифцы для него были такими же чужаками, как все остальные. Южане, повинуясь своему герцогу, молча сносили презрение «истинных талигойцев» и «добрых эсператистов», но это отнюдь не означало, что они прощали. Когда пришлось повернуть оружие против бунтовщиков, кэналлийцы не колебались и не скорбели, и, кроме того, у них был опыт боев в городе.
Алва шел впереди своих людей, и, глядя, на забрызганную кровью фигуру в обманчиво легких доспехах, Окделл поймал себя на мысли, что ему страшно. Кэналлиец не щадил никого и казался железным. Потом южанина и северянина разметало в разные стороны. Ночь закончилась, взошло солнце, осветив заваленные трупами улицы. Перевалило за полдень, а бой все еще продолжался – гайифцы, понимая, что пощады не будет, защищались до последнего.
Добивать бунтовщиков пришлось Михаэлю с Шарлем – Франциск Оллар, поняв, что в городе творится нечто необычное, не преминул атаковать многострадальную западную стену. Алва и Окделл бросились туда. К счастью, штурм больше походил на разведку. Убедившись, что защитников на стенах хватает, бастард отошел, а Рамиро с Аланом в изнеможении рухнули прямо на раскаленные солнцем ступени Червленой башни.
– Вы опять спасли город, Алва.
– Не уверен, – кэналлиец сорвал шлем и жадно хватал ртом горячий воздух, – если думать об этой стране, следовало поддержать бунт, а не подавлять его.
– Рамиро!
– Вы – хороший человек, Алан, но вы не видите того, что вам не нравится. Талигойя подыхает. Отказавшись от Четверых, Эрнани Первый подрезал подпругу коню, который вас вывозил две с лишним тысячи лет. Теперь вы пытаетесь удержаться за хвост и все равно свалитесь в пропасть. Мы прикончим Оллара, но придут другие, много хуже… Придут южные корсары, придут агарийские святоши, придут холтийские степняки, не говоря уж про дриксенских живодеров. Не те вас с вашей Честью сожрут, так другие, а бастард, бастард пришпорит Талигойю, под ним она вспомнит, что значит бег… Оллар рожден королем великой державы, и он ее создаст. Если мы ему позволим.
– Почему тогда вы с нами, а не с ним?
– Так вышло, – пожал плечами Алва, – и потом, я могу и ошибаться. Вдруг у Эрнани хватит духу сделать то, что следовало сделать восемьсот лет назад. Или, наоборот, не делать.
– Вы говорите загадками.
– А вам надо в лоб? Извольте. Или Эрнани станет тем, кем стал бы для страны Бездомный Король, или вернет столицу в Гальтару и обопрется на силу Четверых, если таковая существует. Третьего не дано. Будь хоть конем на берегу, хоть рыбой в море, но не жабой в болоте…
– Соберано
[14]
, – черноглазый юноша в синем платье с черной окантовкой нерешительно переминался с ноги на ногу.
– Что тебе, Санчо?
– Госпожа беспокоится…
– Сейчас буду, – Рамиро легко вскочил, – простите, Окделл, я должен идти.
Кэналлиец умчался, на прощание махнув рукой, Алан остался – ему спешить было некуда, а в словах Алвы было слишком много правды, чтоб от них можно было взять и отмахнуться. Талигойя и впрямь застряла между «вчера» и «сегодня».
Его род, род Окделлов, был старшим в Доме Скал, по легендам ведущим свою родословную от одного из Четверых. На гербе Окделлов изображался золотой вепрь у подножия черной скалы, скалы были и на гербах кровных вассалов – Карлионов, Тристрамов, Рокслеев. «Незыблем» – это слово с герба сюзерена входило в девиз каждой фамилии Дома. В чем незыблем? В глупости? В упрямстве? И были ли они, их всесильные предки, завещавшие мудрость и силу избранным и покинувшие Талигойю для смертельного боя, или же великое прошлое – это сказки? Обычные сказки, придуманные дикарями, некогда населявшими Золотые земли?
Темнело, нагретые камни мало-помалу остывали, с реки потянуло холодом, да и застывшие в нескольких шагах свитские истомились. Надо было вставать и идти. Все дела на сегодня закончены. Они раздавили гайифцев и отбили очередной приступ, вернее, это Рамиро Алва подавил бунт и сбросил Оллара со стен. Кэналлиец поспевал всюду, но маршалом ему не быть, потому что он – полукровка и, по мнению самовлюбленных баранов вроде Придда и Тристрама, не имеет права приказывать им, великим… Следуя их логике, можно договориться до того, что Франциск Оллар не имеет права их бить, однако ж он их бьет.
Алан с трудом поднялся. Он устал, как ломовая лошадь, как табун ломовых лошадей, сегодня в Старом городе и Цитадели вряд ли найдется хоть кто-то, способный держать оружие. Остается надеяться, что Бездомный Король тоже не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Герцог Окделл медленно брел по извилистой улице, устало поднимая руку в ответ на воинские приветствия. Может, его прародитель и состоял в родстве со скалами, но тело потомка об этом не знало. Алан предвкушал хоть какой-то отдых, но его ждало разочарование, принявшее образ Женевьев в черном с золотом наряде с роскошным, но не идущим ей фамильным ожерельем Окделлов на белой шее. Рядом с матерью хмурился Ричард, с которым явно было что-то не так. Алан с недоумением уставился на свое семейство, супруга сочла уместным пояснить:
– Собирается Полный Совет.
– По чьему слову?
– Маршала.
Окделл поморщился. Этого еще не хватало! Чего надо этому набитому дураку? Другой бы на его месте забился после сегодняшнего позора под стол и не вылезал до первого снега, а он созывает Совет… Неужто хватило совести снять с себя маршальскую цепь? Нет, вряд ли… Для этого довольно Совета Мечей, да и не таков Эктор, чтоб расписаться в собственной бездарности. Что же он затеял, собирая не только глав фамилий, но и их жен, наследников, всех Людей Чести, находившихся в пределах дневного конского перехода. Сколько же их сейчас в Кабитэле? Человек восемьдесят, не меньше. Затея маршала нравилась Окделлу все меньше и меньше, но он молча прошел к себе. Полный Совет требовал соответствующих одеяний.
Обычно Алан обходился без чужой помощи, но на этот раз кликнул слуг. Разрубленный Змей, как же он устал, как они все устали… Что же затеял этот дурак?