Красное на красном - читать онлайн книгу. Автор: Вера Камша cтр.№ 25

Спешно поднятые слуги притащили воды, твари немного отступили, но орать и клубиться не прекратили. Море им было явно по колено.

— Господин капитан, — доложил камердинер, — под окнами вашей светлости кто-то разлил кошачью настойку. Теперь, пока дождь не смоет, они не уйдут.

Кто-то?! Ясное дело кто! Подождал, когда он закончит с обыском и погасит свет, вылез на крышу и разлил эту дрянь.

— Сударь, — не отставал слуга, — осмелюсь предположить, что злоумышленник сам пропах этим снадобьем!

Надежда вспыхнула и угасла. Суза-Муза был хитер, как Леворукий. «Кошачьим корнем» благоухали трапезная, унарские спальни и ведущие к ним лестницы. Отыскать злоумышленника в захлестнувших Лаик волнах аромата было невозможно. Арамона с тоской взглянул на светлеющее небо. Коты продолжали выть, голова раскалывалась, а впереди был длинный день, наполненный дурацкими разговорами, отвратительными физиономиями, звоном шпаг, грохотом отодвигающихся стульев и ожиданием новых неприятностей.

Спускаясь к завтраку, капитан ненавидел кошачий корень, котов, слуг, унаров, отца Германа, маршала, короля, Создателя всего сущего и само сущее, и ненависть эта требовала выхода.

Занятия по словесности, истории и землеописанию Дик почти любил, а младший ментор, магистр описательных наук [66] Жерар Шабли ему просто нравился. Господин Жерар не цедил сквозь зубы, не снисходил до унаров с высоты своего величия, у него не было любимчиков, и он рассказывал много интересного. Именно Шабли открыл для Дика мир высокой поэзии, и юноша совершенно заболел сонетами Самуэля Веннена и трагедиями великого Вальтера Дидериха.

День, когда на кафедру поднялся тщедушный бледный человек, и, поздоровавшись с унарами неожиданно низким голосом, без всякого вступления прочел сонет о голубе и канцону о влюбленном рыцаре, стал для Ричарда Окделла днем величайшего из откровений. Новые миры манили, обдавали острым, неведомым счастьем, обещали другую жизнь, яркую и волнующую. Надо ли говорить, что юноша втихаря пытался сочинять, но то, что выходило из-под его пера, немедля подвергалось уничтожению. Дик был с собой предельно честен, и гений Веннена мешал ему признать собственные творения стихами.

Уроки землеописания Ричард тоже любил, хуже было с историей. Как бы ни был хорош магистр Шабли, говорил он вещи, оскорблявшие Ричарда до глубины души. Восхваление марагонского бастарда и предателя Рамиро были юноше, как нож острый. Хорошо хоть господин Жерар никогда не заставлял Дика отвечать урок. Юноша подозревал, что в глубине души ментор отнюдь не восхищается Франциском Олларом, а так же, как и большинство талигойцев, склоняется перед силой, не видя надежды на избавление. Ричард его не осуждал — Шабли не принадлежал к Людям Чести и к тому же был серьезно болен. Дик знал, что с ним такое — та же беда была у его младшей сестры. Бедная Айрис, стоит ей хоть немного поволноваться, и она начинает задыхаться… И все-таки господин Жерар не был сломлен до конца, иначе он не читал бы унарам стихи о вольности и чести.

Вот и сегодня ментор начал со старинной баллады. Дик упивался чеканными строфами, повествующими о том, как талигойский рыцарь принял вызов марагонского бастарда и одолел его в честном бою. Правда, олларианцы исхитрились и дописали, что сам победитель при этом был сражен отвагой и благородством противника и принял его сторону, но в это Ричард не верил. К несчастью, история не сохранила имени смельчака, который, несомненно, погиб при осаде Кабитэлы…

Из исполненного благородства и доблести прошлого Дика вырвал нагрянувший в аудиторию Арамона. С первого же взгляда было ясно, что настроение у Свина хуже не придумаешь. Лицо Жерара окаменело. Ментор отложил фолиант и сдержанно поклонился.

— Я желаю проверить, что они знают по истории, — сообщил Арамона.

— Сейчас у нас лекция по истории словесности.

— А я буду спрашивать их просто по истории, — капитан плюхнулся в кресло рядом с кафедрой и заложил ногу за ногу.

— Извольте, сударь, последняя затронутая мною тема относится к царствованию Франциска Третьего.

Лицо Арамоны приняло озадаченное выражение — имя Франциска Третьего ему явно ничего не говорило, но сдаваться капитан не собирался.

— Они мне расскажут о надорском мятеже.

— Господин капитан, — запротестовал ментор, — о столь недавних событиях мы с унарами еще не беседовали.

— Ну, так это сделаю я, — рявкнул Арамона, — они не вчера родились, должны помнить, что пять лет назад творилось, это даже кони знают. Унар Ричард, — капитанские буркалы злобненько сверкнули. — Что вы знаете о надорском мятеже? Кто из дворян предал Его Величество? Какие державы подстрекали их к бунту?

Ричард молчал. Он слишком хорошо знал ответы, чтобы произнести их вслух. Лгать и порочить имя отца, братьев Эпинэ, Кэвэндиша он тоже не мог.

— Так, — пропел Арамона, — отменно! Унар Ричард рос в лесу и ничего не знает. Выйдите сюда и станьте перед товарищами. Сейчас мы вас научим. Господа унары, кто ответит на мои вопросы?

Желающих хватало. Северин, Эстебан, Константин, Франсуа, Альберто, Анатоль… «Навозники» проклятые!

— Унар Эстебан! — поощрил капитан своего любимчика.

Эстебан изящно поднялся и пошел к кафедре. Он не торопился, не заискивал, а словно бы делал одолжение всем — Дику, ментору, капитану.

— Итак, унар Эстебан, что вы можете сказать о последнем бунте?

— Его поднял герцог Эгмонт Окделл, — едва заметно скосив глаза в сторону Дика, сообщил «навозник», — и несколько его вассалов. Затем к мятежникам примкнули граф Гвидо Килеан-ур-Ломбах, граф Кэвэндиш, сын и наследник герцога Эпинэ и четверо его внуков. Их целью было убить Его Величество, истребить августейшее семейство и защитников короны, в угоду Агарисским еретикам уничтожить олларианскую церковь и ввести в Талиг чужеземные войска. После этого мятежники хотели разделить Талиг на несколько государств, расплатиться за военную помощь приграничными землями, разоружить армию, а флот передать в распоряжение Гайифы и ее сателлитов.

— Унар Ричард, вы поняли, что сказал унар Эстебан?

Собрав все силы, Дик кивнул. Он и вправду все понял и все запомнил. Когда-нибудь он спросит и за эту ложь.

— Унар Альберто, кто стоял за мятежниками?

— За мятежниками, господин капитан, — безмятежно произнес со своего места кэналлиец, — стояло несколько сил. Их поддерживал и подстрекал Эсперадор и эсператистские ордена, о чем свидетельствует то, что уцелевшие вожаки бежали в Агарис. Мятеж был на руку ряду сопредельным Талигу государствам, имеющим к нам территориальные претензии. В первую очередь речь идет о Гаунау, Дриксен и Кадане. Свои цели преследовала и Гайифа, оспаривающая у Талига первенство в Золотых землях и потерпевшая неудачу в продвижении на морисский восток.