– Если мужчина ухаживает за женщиной, он
испытывает к ней некие чувства, – менторски заявил я, – ладно бы
Олеся и правда была богатая невеста, дочь олигарха! Но ведь Беркутова –
церковная мышь, какой смысл связываться с такой из корыстных целей?
Яна засмеялась.
– А то не ясно, зачем? Потрахаться!
Завсегда лучше постоянную бабу иметь, стрема меньше, для здоровья спокойнее,
чем б… брать. Я, промежду прочим, подружку от него отвадить хотела и кой-чего
про этих Олежко поразузнала! Вруны они!
– Простите, не понимаю!
Яна вскочила и забегала по кухне.
– У меня сейчас две квартиры есть! Отец с
матерью, когда развелись, большие хоромы поделили и получилось у них «двушка» и
«однушка». Папа у меня нормальный, нам с мамой что получше отдал, себе поменьше
взял. Ну а потом родители поумирали и обе хатки мне достались, других
наследников нет. Я сначала хотела их снова соединить, а потом сказала себе: не
фига! В «двушке» жила – там и останусь, а папкину берлогу сдам за тугрики. Че
так глядите? Место сладкое, центр, метро в двух шагах. Не одну сотню баксов
дадут. В общем, прибегает сюда Олеська, в ноги мне бухается, ревет: «Янка,
спаси! Пусти на квартиру! Любовь рушится».
– И как вы поступили?
Яна махнула рукой.
– А че делать-то? В тот момент жильцов не
было, ну я ее и пожалела, отдала ключи. Олеська, правда, сказала: «Вот
разбогатею и отблагодарю». Мне прям смешно стало! Какое богатство, ну откуда?
Разве что замуж за этого хмыря сопливого выйдет, но он ей и тогда денег не
даст! Бабка его кормит, одевает. Знаешь, он Олеське ваще ничего не дарил, а в
кино и кафе она за двоих платила. Один раз, правда, Валечка раскошелился,
Олеська сумку посеяла! Вернее, сперли ее, пошла в туалет, на рукомойник
поставила, ну не дура ли! Утянули кошелку, пришлось Вальке самому
рассчитываться. Уж как он злился! Сказал Олесе: «Если я начну так лихо средства
транжирить, мама заподозрит, что у меня женщина есть». Ой, цирк! Ща расскажу в
подробностях. Слушаешь?
– Весь внимание, – кивнул я.
– Мы в тот раз втроем ходили, –
затараторила Яна, – вернее, они вдвоем пошли, а я на секундочку заскочила,
ключи Олеське вернуть, – в моей квартире, где она жила, балконы снаружи
чинили, домоуправление велело хозяевам дома сидеть. Да чтоб только те были, на
кого площадь оформлена, бумагу подписать потом надо, типа «о ремонте». Сечешь?
– Секу, – ответил я.
– Ну, я звякнула ей потом, –
многословно объясняла Яна, – а Олеся и говорит: «Приходи, мы тут
неподалеку, в кафешке». Валентин весь аж передернулся, когда меня увидел, а я,
чтоб ему досадить, села за столик и жрачки назаказала! Не знала же, что Олеська
платит. Потом ее сумку сперли, этот гондон мою подругу к администратору послал,
велел жалобу накатать, ну типа – ворье пускаете, с вас ужин бесплатно!
Ничегошеньки не вышло, пришлось ему рублики отслюнивать, меня в долю взять
хотел, но вышел облом! Я ему фигу показала, и тут он про маму выдал! Олеська
сидит, молча дерьмо глотает, но я-то не такая. Встала и говорю: «Может, тебе
еще рано с девочками целоваться? С мамой надо вечера проводить, она кашей тебя
накормит, спать уложит, колыбельную споет!»
Яна на секунду замолчала, затем зачастила:
– Ха! Тут его прямо переколбасило!
Позеленел весь, про воспитание забыл! Вскочил, деньги на столик швырнул и,
словно мышь ошпаренная, вон полетел. Олеська за ним кинулась, кричит: «Милый,
ты куда?!» А нянькин сыночек чесанул быстрее таракана!
– О какой няньке вы упоминаете? –
изумился я.
– О мамочке Валентина, этой, как ее…
блин, забыла! Имя Танька, а отчество заковыристое… э… э…
– Карловна, – подсказал я и, сам не
понимая почему, добавил: – Как у Буратино.
– Че? – распахнула глаза Яна.
Я улыбнулся.
– Ерунда, глупая шутка. Но почему Татьяна
Карловна ассоциируется у вас с няней?
– Че она делает? – жалобно
переспросила Яна.
– Татьяна Карловна не работает с детьми,
она в прошлом певица, – объяснил я, – а теперь собирательница сказок,
исследователь народного творчества.
– Кто вам эту ерунду наболтал? –
скривила рот Яна.
– Ангелина Степановна, бабушка Валентина.
– Понятненько! Во народ! Олеська им не ко
двору, бедная, работа у нее не престижная! А сама-то! Певица, блин! Да она
детей нянчит! Актриса хренова! Видать, хорошо поет, раз со сцены турнули и
больше туда не пустили! Ща все кому не лень в микрофон дудят, а Валькиной
матери не слышно!
– Татьяна Карловна – женщина не первой
молодости, учитывая возраст Валентина, думаю, ей, по крайней мере, лет
пятьдесят пять, для эстрады она не подходит. И потом, Олежко собирает сказания,
частушки, ездит по деревням в командировки…
– Гонялово, – рявкнула Яна, –
стопудовые враки! Они там в семье, куда Олеська рвалась, фальшивые, ну как…
елочные игрушки, навроде блестят, красивые, а сожми покрепче – и треснут в
хлам. Танька с младенцами возится, только в лом ей признаться, западло считает
другим прислуживать, вот и брешет. Знаю я таких! У нас в поликлинику одна
ходит, бывшая медсестра, а теперь жена крутого. Ой, мамочки! Пока не заставит
языком пол в кабинете вылизать, не успокоится! Я про Таньку точнехонько знаю!
– Откуда? – заинтересовался я.
Яна начала хрустеть пальцами рук.
– Мне уколы с перевязками делать надоело,
вот я и надумала в няньки податься. А че? Медицинское образование есть, возраст
подходящий, детей я люблю…
Я откинулся на спинку стула. Информация о
Татьяне Карловне абсолютно мне не нужна, я пришел, чтобы выяснить некоторые
подробности про Олесю, но Макс, обучавший в свое время меня технике допроса, не
уставал повторять:
– Ваня, никогда не перебивай человека,
если его тащит по кочкам, пусть несет, что пожелает, всякую чушь. Иногда в
массе ерунды проскакивает нужная деталь. И еще, начав болтать, многие
заговариваются, и тогда из них можно легко вытянуть любую информацию. Если
человек несет, на твой взгляд, полную чушь, внимательно слушай – и в навозной
куче попадаются жемчужины.
Я не один раз убеждался в правоте друга, поэтому
сейчас кивал в такт словам Яны, а ту, как говорит Макс, понесло.