– Ну и чушь тебе в голову пришла! – воскликнула
я. – Предположим, муж решит подать на развод. И что ужасного? Ты же не
убогая пьяница! Уважаемый человек, кандидат наук, получаешь зарплату.
Разбежитесь в разные стороны интеллигентно. Боря воспитанный человек, он
оставит тебе квартиру, станет платить алименты на детей.
Кира истерически захохотала:
– Нет, ты его не знаешь. Борька всегда
говорит: «Если мы разойдемся, имей в виду, детей не получишь никогда». Он меня
вытолкает взашей да еще всем вокруг расскажет, что я шлюха. Знакомые на его
стороне окажутся.
– Кируся, – попыталась я успокоить
подругу, – подожди, до праздника почти месяц, можно…
– Нельзя, – оборвала меня
Нифонтова, – ладно, Вилка, спасибо, ты тут, конечно, ни при чем. Я
совершила ужасную глупость, мне за нее и отвечать. Все. Понятно?
– Эй, постой, – заорала я, – не
вздумай ничего рассказывать Борису!
– Он в Питере, вернется через три дня.
– Вот и хорошо.
– Просто замечательно, – протянула
Кира. – Ладно! Прощай, Вилка! Не поминай меня лихом!
Из трубки понеслись противные гудки. Я
растерянно положила телефон на столик, пошла было в ванную, но потом вернулась,
набрала номер Киры и услышала:
– Сейчас я не могу ответить на ваш
звонок, оставьте сообщение после гудка.
Решив не сдаваться, я попыталась соединиться с
Кирой по мобильному.
– Аппарат абонента выключен или находится
вне действия сети, – сообщил механически-вежливый голос.
В мое сердце холодной змеей стала вползать
тревога. Хотя с какой стати я дергаюсь? Вполне вероятно, что Кира на работе. Я
сбегала за записной книжкой и стала снова тыкать пальцами в кнопки.
– Слушаю, – прозвенел тоненький,
совсем детский голосок.
– Будьте любезны Нифонтову.
– Ее сегодня не будет.
– Почему? – вырвалось у меня.
– Заболела, – равнодушно сказала
собеседница, – только что звонила и сообщила: «Не приду, сердце
прихватило». Оно и понятно! Жарища какая!
– Спасибо, – пробормотала я, –
большое спасибо.
Змея тревоги превратилась в дракона. Пару
минут я стояла столбом, потом стала одновременно натягивать футболку, джинсы,
кроссовки, схватила ключи и побежала к машине. С какой стати Кира сказала мне:
«Прощай, Вилка! Не поминай меня лихом!»
С чего ей в голову взбрели эти слова?
Дверь в квартиру Киры украшала записка:
«Открыто. Входите».
Я ринулась по коридору, громко крича:
– Эй! Ты где?
Мрачная тишина послужила ответом. В гостиной
пусто, в кабинете, кухне, детских комнатах тоже. Последней шла спальня Киры. Я
влетела в опочивальню, отделанную розовым шелком, и сразу увидела Нифонтову.
Подруга, одетая в красивую пижаму, лежала на кровати. Волосы ее были аккуратно
уложены, лицо тщательно подкрашено, на тумбочке лежала записка. Мои глаза разом
увидели весь текст.
«Боря! В моей смерти никто не виноват. Доктор
сказал, что я неизлечимо больна. В этом случае лучше добровольно уйти из жизни.
Я очень люблю тебя. Я была тебе верной женой и хорошей матерью. Подаренное
тобой ожерелье я отнесла в монастырь, чтобы монашки поминали меня, совершившую
страшный грех самоубийства, в своих молитвах. Это было моим последним желанием.
И потом, ты же подарил мне его, значит, я могла поступить с ним по своему
усмотрению. Прости. Прощай. Тебе одному придется растить детей. Твоя несчастная
Кира».
Трясясь от ужаса, я вытащила мобильный.
Господи, сделай так, чтобы Лиза была на работе. Наша с Томочкой давняя
приятельница, Лиза Вишнякова, работает в больнице, в отделении, куда свозят
людей, решивших под влиянием минуты уйти из жизни.
– Вторая токсикология! – прозвучало
из трубки.
– Девушка, – заорала я, –
позовите Вишнякову! Срочно!
– Сейчас.
Я перевела дух, слава богу, повезло.
– У телефона, – произнесла Лиза.
– Господи, – завизжала я, –
помоги!..
Около сорока минут я сидела, леденея от ужаса,
около Киры. Все попытки напоить ее водой окончились неудачей. Нифонтова никак
не реагировала на меня, не отвечала на вопросы и не шевелилась. Но она была
жива, дышала тихо-тихо, медленно, почти незаметно.
– Что она сожрала? – деловито
спросила Вишнякова, врываясь в спальню. За ней маячила медсестра.
Я ткнула пальцем в пустые упаковки.
– Вот.
– Ясно, – рявкнула Лизавета и
принялась ловко отламывать головки у ампул.
Один укол, второй, третий, капельница… Я
отвернулась. Никогда бы не сумела стать врачом, мне слабо воткнуть иголку в
живого человека, а уж разрезать его скальпелем я не смогу даже под страхом
смертной казни.
Загрохотали носилки. Киру, несмотря на жару,
сначала укутали в теплое одеяло, а потом понесли в машину. Мы с Лизкой тоже
влезли в «рафик».
– Рассказывай, – велела Вишнякова.
Я заколебалась.
– Понимаешь, это не моя тайна.
Лиза скривилась:
– Колись, голуба. Ты же знаешь, я
кладбище чужих секретов.
Поместив Киру в палату реанимации, Вишнякова
вышла ко мне и сказала:
– Пошли покурим.
Вытащив из пачки сигарету, Лизавета сердито
заявила:
– В моем отделении девяносто процентов
дур, решивших свести счеты с жизнью из-за любви. Кирка сошла с ума.
Я вздохнула:
– Да уж! Только Борис ничего не должен
знать, иначе плохо дело.
Лиза стала накручивать на палец прядь волос.
– Прямо беда, есть определенные правила,
которые я нарушать не имею права. Попытка самоубийства была? Следовательно, я
обязана сообщить близким.
– Лизка! Придумай что-нибудь! Мы же
столько лет дружим, – взмолилась я.
Вишнякова прикусила нижнюю губу, прищурилась,
потом швырнула недокуренную сигарету в ведро.
– Ладно. Запоминай! Кирка решила похудеть
и обожралась таблеток. Попытки суицида не было. Кто-то сказал ей, что от
«волшебных тайских таблеток», принятых в большом количестве, можно сбросить
вес. Вот дура и слопала их разом.
– В такое никто не поверит, –
затрясла я головой.