--Все-таки хорошо, что мы смертны.
Представляешь, если бы пришлось ждать вечность?
По субботам Беатриче бывала у отца в его новой
семье. Его молодая жена готовилась стать матерью. Отец сиял и чувствовал себя
юным, когда закупал ползунки и распашонки. Он не замечал, что с его дочерью
происходит что-то странное. Лишь после разговора с Еленой Сергеевной он вдруг
задумался и решил провести беседу:
--Прежде всего хочу сказать тебе,--начал
он,--что очень горжусь твоими успехами в учебе. Закончить за одну четверть
одиннадцатый класс не каждый сумеет. Не пойму только, почему тебе это раньше в
голову не пришло. А могла бы уже в институте учиться. Вот...
Отец замялся, наверное, раздумывая, может ли он
теперь, когда дочь живет не с ним и неподконтрольна ему, читать ей наставления.
Но видно решил, что может, потому что продолжал развивать свою мысль:
--Нас с твоей мамой, честно скажу,
настораживают твои затяжные приступы тишины и задумчивости и то, что ты ведешь
ненормальный для девушки твоего возраста образ жизни: гуляешь по ночам не с
друзьями, а с этой собакой, не ходишь на...как их биш...дискотеки, не заводишь
подруг. А твоя непонятная дружба с этим странным доктором и сумасшедшим
стариком? Как это понимать? А твое увлечение фехтованием? Разве это занятие для
молодой девушки?
Беатриче слушала его молча, глядя в воздух
перед собой, а когда отец остановился, чтоб перевести дыханье, спросила:
--Па, зачем ты затеял этот разговор?
--Я хочу узнать, что творится в твоей голове.
--Зачем?
--Затем, чтоб быть уверенным, что ты не
вляпаешься в какую-нибудь гнусную историю.
--Обещаю, что ничего плохого со мной не
произойдет, и в голове моей нет ничего, что могло бы ввергнуть меня в пучину
разврата.
--Ну, раз обещаешь, тогда ладно,--растерянно
произнес отец.
Его долг был выполнен, и он успокоился, снова
переключаясь на преприятнейшее занятие - подбор имени для малыша.
--Почему бы не назвать его Гавриилом?--спросила
Бет, не отвлекаясь, казалось, от своих мыслей.
--Что это за имя?--почему-то испуганно спросила
новая жена ее отца. Она в обще с опаской относилась к Беатриче.
--Действительно, что за библейское
имя?--переспросил отец.
--Так звали отца одного моего
знакомого,--ответила дочь.
--Нет. Это имя нам не подходит. Тем более, что
у нас будет дочка. Так сказал доктор.
--У вас будет мальчик,--спокойным и потому
пугающе безапелляционным тоном возразила Беатриче, все еще созерцая воздух
перед собой. Потом тихо встала и так же меланхолично зашагала к двери, на ходу
прощаясь и никак не объясняя своего ухода вдруг...
Когда Беатриче осенью появилась в школе, все
сразу заметили, как она изменилась. Многие ее одноклассники приписывали ее
преображение несчастной любовной истории с Муромским. Учителя объясняли ее
состояние семейными проблемами.
Кирилл все еще не мог до конца осознать своего
нового статуса и иногда искоса поглядывал на Бет, пытаясь угадать ее
настроение. Однажды, оставшись с ней наедине, он сказал:
--Извини, если причинил тебе боль.
--Не ты причинил мне боль,--безразлично молвила
она, а потом, взглянув в глаза юноши так пристально, будто хотела понять, что
же в них ее когда-то привлекало, спросила:--Разве ты заметил во мне боль?
--Не знаю,-- растерянно отозвался Муромский и
отвел глаза, потому что вспомнил, что не может теперь вести с девушками
откровенные разговоры.
--Тогда и не болтай зря!--зло ответила Беатриче
и быстрым шагом удалилась от него.
Она все еще оставалась для него загадкой: ни с
кем не дружила, почти не появлялась в школе. При этом вопрос учителя никогда не
мог застать ее врасплох. Она стала круглой отличницей по всем предметам. А
учительница литературы просто разводила руками.
--Откуда у тебя такие мысли в
голове,--спрашивала она.--Ты читала Ницше?
Когда перед зимними каникулами классная
объявила, что Косовей экстерном сдала все экзамены, зачеты и контрольные и
больше не будет ходить в школу, это никого не удивило.
--Ну, и слава богу, что я эту чокнутую больше
видеть не буду,--сказала Линка Муромская, которая теперь вела разговоры лишь о
подгузниках и пустышках и гордо носила по школе свою распухшую молочную грудь.
--Сама ты чокнутая,--почему-то расстроился
Сомов.
--Говорю тебе, она ненормальная. Со своей
собакой разговаривает, как с человеком, будто она ее понимает. Я сама слышала.
--А я знаю, что она ходит в какую-то спортивную
секцию,--сказала Ритка.
--Наверное, не секцию, а секту.
Сатанистов,--предположил кто-то, и все с ним согласились.
А между тем в который раз расцветала весна.
Беатриче, как когда-то по Дремучему Лесу, бродила по городу со своей верной
Троей, сама не зная с какой целью.
--Как скучно здесь,--вздыхала она.--А помнишь,
как однажды мы встретили его в лесу, и он пригласил нас в свой замок?
И она снова начинала вспоминать, и сердце снова
сжималось от тоски.
--Скучно...
--Бет, послушай, ты должна жить нормальной
человеческой жизнью,--говорил ей Ю-Ю.--Найди себе парня, общайся со
сверстниками, на тусовки ходи.
--Не могу никого видеть, Юрка. Всегда перед
глазами образец для сравнения.
--Что же ты собираешься делать?
--Вот станет совсем тепло, и мы с Троей
отправимся бродяжничать. С детства об этом мечтала.
--А жить ты будешь на что, а питаться чем?
Солнечной энергией?
--У меня же есть сила.
--Ну, и что?
--Воровать буду. Но только самое необходимое. А
может и не только...
--Браво!--рассмеялся черт.
--Нет, решено. Ты со мной, Троя?
В этом сомнений не было. Собака повсюду
следовала за своей хозяйкой, хотя та и не нуждалась в защите. Чудики выходили
дочь Горгоны во второй раз, и она, узнав о том, что Беатриче покидает Дремучий
Мир навсегда, поспешила на Ту Сторону, пока еще был цел мост. Среди людей она
потеряла возможность говорить, зато могла долго слушать и, сочувствуя
по-собачьи, тихонько поскуливать.
--Я думала, что чужая в Дремучем Мире, а
оказалось, что здесь,--говорила ей хозяйка, и она соглашалась.
Однажды в конце апреля Беатриче пришла в школу,
чтоб, наконец-то, забрать свой аттестат.
--Ты не придешь на выпускной?--спросила ее
классная.
--Нет,--ответила она.