Таким образом, гипносуггестивная психотерапия является не
чем иным, как театрально-клиническим представлением истерического невроза, при
котором потребность в демонстративной наглядности магических преображений так
созвучна вульгарной «мистике» гипнотических воздействий.
Можно ли думать, что и психоаналитическое направление
психотерапии, подобно рациональной психотерапии при неврастении и
гипносуггестивной психотерапии при истерии, является одним из преувеличенных,
вычлененных и театрально представленных симптомов обсессивно-фобического
невроза?
Вероятно, это так, хотя сам по себе психоанализ уже давно
перешагнул рамки психотерапии, превратившись в уникальное мировоззрение,
имеющее свои философские разветвления, свою систему миропонимания.
Что поражает в психоанализе, так это всепронизывающий
детерминизм в отношении психического содержания. Сам основатель психоанализа
недвусмысленно говорит об этом: «Психоаналитик отличается особо строгою
уверенностью в детерминации душевной жизни. Для него в психической жизни нет
ничего мелкого, произвольного и случайного, он ожидает повсюду встретить
достаточную мотивировку, где обыкновенно таких требований не предъявляется.
Более того, он приготовлен к многоразличной мотивировке одного и того же
душевного факта, в то время как наша потребность в причинности, считающаяся
прирожденною, удовлетворяется одною-единственною психическою причиною».
Психоанализ не хочет знать свободы данной личности, он
ориентирован исключительно на объективную реальность, правда своеобразно
трактуемую. Отбрасывая всякую мистику в попытке свести все психическое
содержание человеческой личности к изначальной, первоосновной инстинктивной
сфере (большею частью биологически понимаемой), он, в конечном итоге,
мистифицирует биологический компонент человеческой природы.
Психоанализ открывает сферу бессознательного в душевной
жизни человека, но говорит он о бессознательном так, как будто это все то же
самое сознательное, а не качественно иное содержание психики. Бессознательное в
психоанализе сводится, в принципе, к амнезированному, забытому, но имеющему
принципиальную возможность в известной степени стать вновь осознаваемым.
Фрейдовская концепция бессознательного изначально отталкивалась от
психологических опытов, в которых внушенное пациенту в гипнозе действие
выполнялось им как будто помимо своей воли после выхода из гипнотического
состояния (постгипнотическое внушение). Пациент ничего не помнил из
происходившего с ним во время гипнотического сеанса, забывал содержание
сделанных ему внушений, а действие, воспроизводимое им уже в сознательном
состоянии, мотивировал по-своему, не осознавая того, что действовал по
внушенному, но отставленному во времени, приказу гипнотизера.
В целом, таким образом, создавалось впечатление некой
бессознательной силы, действующей в глубинах подсознания и ищущей выхода в
сознание, которое, в свою очередь, как-то видоизменяло характер этой силы.
В этих опытах, однако, можно было заставить пациента
вспомнить об истинной причине его поведения, он с трудом, но припоминал приказ
гипнотизера совершить то или иное действие после пробуждения.
Если спящий или загипнотизированный человек видит страшный
сон, вызывающий у него беспокойство, то избавить его от кошмара можно лишь
одним способом – разбудить, то есть довести до его сознания мнимость
испытываемого им страха; сознание вводит человека в объективную реальность и
снимает субъективное напряжение.
Вот, по сути дела, упрощенная модель психоанализа.
Предположить же, что в происхождении невротической симптоматики действует
образное внушение или самовнушение, отставленное во времени, представляется
таким образом логически естественным и допустимым.
Внушение (самовнушение) хорошо внедряется и закрепляется на
почве эмоциональной нестабильности, неуверенности, а такое состояние
предполагает аффективное реагирование, сужающее поле сознания.
Психотравмирующая ситуация, ведущая к аффективному реагированию, не осознается
или неадекватно осознается человеком, и цель психоанализа – подвести пациента к
осознанию психотравмирующей ситуации, ведущей в неосознанном варианте к формированию
невротической симптоматики.
Психоанализ представляет собой интереснейшую попытку
преодоления невротизма в самом его корне.
Он возник из отвержения гипноза в психотерапии.
Гипноз, выражаясь на наш лад, активно навязывает невротику
новую роль, он, по сути, способствует видоизменению формообразования
невротических симптомов, изображающих теперь уже не «болезнь», а «здоровье» .
Гипноз не выводит человека из невротизма, но лишь меняет форму его выражения.
Он сам по себе – ничто без невротизма, поскольку это его питательная почва и
поскольку сам он есть по преимуществу магический невротизм (гипнотизер болен
магией). Психоанализ более радикален в отношении невротизма, он хочет
уничтожить его в самом зачатке, а не видоизменить его; он прослеживает корни
невротизма до их врастания в сферу бессознательного и, оставаясь в привычном
русле сознания, невольно просвечивает темное бессознательное светом сознания,
однако в этих глубинах нет отчетливых отражений – они бездонны и бесконечны и
потому свет сознания не находит в них ничего, кроме... самого себя, а это
слабая опора. Примечательно, однако, само обращение психоанализа к
бессознательному как главному источнику невротизма, чрезвычайно интересна его
интерпретация бессознательной активности.
Основание невротизма – в раннем детстве человека, когда его
сознание слишком слабо развито для того, чтобы осознавать объективную
реальность, а субъективное переживание достаточно действенно, что приводит
ребенка к символическому принятию внешней реальности (сказка ему понятнее, чем
действительная жизнь). Именно здесь, в раннем детстве (до пяти лет),
психоанализ пытается отыскать причину формирования невротических комплексов
развивающейся личности, имеющих решающее значение в ее дальнейшем жизненном
становлении. Невротический комплекс базируется на психотравме раннего детства,
но объективное содержание психотравмы амнезируется (и становится
бессознательным), и приходится лишь по ассоциативным связям с настоящей
ситуацией догадываться о подлинной психотравмирующей ситуации раннего детства,
причем основными психическими травмами раннего детства являются, как утверждают
психоаналитики, те, что связаны с проявлениями детской сексуальности.
Сексуальность вообще представляется в психоанализе наиболее
существенной, наиболее интимной и глубокой областью психики, он готов свести к
ней почти все содержание бессознательного.
В сущности, психоанализ тонко чует половую проблематику
невротизма, но объясняет ее как проблематику исключительно сексуальную.
Контакт невротика с психоаналитиком способствует проявлению
театрального феномена психотерапии, поскольку невротик получает возможность
обрести в своем аналитике и режиссера, и публику одновременно. Однако, в
отличие от рациональной психотерапии и, особенно, психотерапии
гипносуггестивной, где психотерапевт является активным режиссером, в
психоанализе психотерапевт имеет более пассивные режиссерские функции и более
активные функции публики; он является созерцательным соучастником
невротического представления; он, подобно женщине, не только не мешает
невротику «быть мужчиной» (а для невротика это всегда проблема), но и ждет от
него проявления принципиально мужского свойства: стремления самому сознательно
разобраться в причинах, породивших данное душевное состояние.