Творчество углубляет человека, верно устанавливает его в
отношении объективной реальности и защищает от его возможного губительного
воздействия объективно существующий мир. Творчество обязательно нравственно
ориентирует человека, оно всегда во имя кого-то, но никогда во имя сугубо
эгоистических самоутверждений, иначе оно перестает быть творчеством. Эгоистические
устремления парализуют творчество. Хотя творческие люди иногда и поражают своим
«эгоизмом» , однако этот «эгоизм» – лишь активное отстаивание ими своей
личности, он, в конечном счете, мешает их социальной адаптации, мешает им
спокойно жить, в то время как подлинный эгоизм ориентирован исключительно на
зримые блага удобной жизни и социальную стабильность.
Творческий процесс нахождения себя в себе (нахождение в себе
творца) происходит во внутреннем театре личности. Здесь разыгрывается
драматическое действие, в котором раскрывается истинное лицо человека, его
личность, здесь изживаются социальные маски, не соответствующие неповторимому
самовыражению личности. Как только человек обретает свое лицо, становится
личностью, он выходит из внутреннего театра, он способен отныне к настоящему
творчеству, в котором главенствуют ценности не социальной, а персональной
значимости.
Появление подлинного творческого произведения – это всегда
взрыв, скандал, вызов общественному мнению, для которого привычность и консерватизм
есть принципы социальной стабильности. (Однако не всякий общественный скандал
свидетельствует о рождении великого творения.) Невиданное, небывалое,
неповторимое проявление личности в ее творческом продукте неприемлемо и даже
неприлично для социально ориентированных натур.
Покуда невротик не изжил свой внутренний театр, не стал
личностью (социальная адаптация через маску еще актуальна для него), он
ориентирован исключительно на социальное окружение и способен, в силу этого, не
столько к творчеству, сколько к его имитации.
Внутренний театр личности – всегда испытание для подлинно
творческого искания. Всегда есть соблазн изображать из себя некоего «творца»,
подражать ему, но трудно, очень трудно по-настоящему быть им. Подражание и
изображение могут доходить до исступления, но творческого создания не будет,
так как нет творческой личности – она еще не родилась, человек еще в театре...
Замыкание на внутреннем театре, точнее, на эстетике
внутреннего театра, всегда приводит к имитации творчества, как это имеет место
у невротика. Можно, к примеру, изображать из себя большого поэта или художника,
принять соответствующий образ жизни, но это ни к чему не приведет; это так же,
как в любви: чувство не заменимо фразой.
Одновременная приобщенность невротика к полярным ценностным
ориентациям как мужского, так и женского пола делает для него достаточно
острой, болезненной, трудно преодолеваемой проблему внутренней половой
разобщенности и ее разрешения в творчестве. Но и внешнее разрешение пола –
сексуальность – также своеобразно для невротика, поскольку присущая ему
активность его биологического пола натыкается у него на субъективное
переживание, уводящее его от сексуальной активности. Вся сложность и
противоречивость половой жизни невротика заключена в этой противоположной
разнонаправленности половых разрешений.
Склонность невротика к внутреннему разрешению пола через
творчество делает достаточно своеобразной, изломанной его сексуальную жизнь,
творчество и сексуальность прихотливо комбинируются в его жизни. Творчество не
выходит у невротика за рамки внутреннего театра, оно, замыкаясь на создании
невротической симптоматики, не несет ему глубоко творческого удовлетворения от
превозможения страдания жизни, но создает душевное напряжение, особый
психический дискомфорт, требующий сильного возмещения, компенсации. Именно
здесь возникает потребность чувственной гармонии секса-наркотика и зарождается
обнадеживающая иллюзия выхода из невротического самочувствия, так угнетающего и
терзающего невротика.
Невротик, имея все возможности творческой личности,
проявляет их недолжным образом, его «творчество» ограничивается созданием
особого «творческого продукта» – невротической симптоматики. В этой «патологии»
много символического, клинически условного, ее нельзя понять, исходя исключительно
из объективной картины клинического состояния, она требует почти художественных
интерпретаций. В силу этого, для объективного сознания эта «патология»
представляется недостаточно основательной, оно склонно обвинять невротика в
фантазиях, выдумках, измышлениях, притворстве и т. д., в то время как для него
самого переживаемое им «болезненное состояние» совершенно несомненно и
достоверно, он верит ему, как художник своей картине, как конструктор своему
изобретению.
Невротик верит своему «объективному состоянию», своей
«болезни», своему «творческому» детищу, но не доверяет себе, своей глубине, он
не уверен в себе как состоявшейся личности, он боится показать миру свое лицо,
а потому нуждается в маске как способе самоутверждения в социальном мире.
Наличие маски на лице неминуемо создает театр, и невротик
пребывает в своем внутреннем театре, не всегда до конца осознавая, что его
жизнь, его общение с другими людьми – это только театр.
Инстинкт духовного самосохранения побуждает невротика к
творчеству, но внутренний театр удерживает его в итоге от подлинного
творчества, он не может выйти за рамки театрально-сценического самочувствия,
отделаться от эстетики внутреннего театра, до тех пор, пока в смене своих
социальных масок, используемых им в жизни, в их изживании и кризисе, не обретет
свободу от них и не почувствует, наконец, свое истинное человеческое лицо.
Прохождение человека через внутренний театр личности есть
стадия творческого процесса, и нельзя, как это делает невротик, безнаказанно
останавливаться на этой стадии, нельзя подгонять свое человеческое лицо под
какую бы то ни было «социальную личность», то есть личину по преимуществу.
Социальная адаптация – еще не высшая ценность существования, моральная
ориентация в социуме – еще не самое высокое нравственное откровение, но
невротик, изменяя себе, пытается утвердиться, и утвердиться надежно, в своем
социальном окружении, желает отбросить, не принимать во внимание субъективный
момент своего душевного содержания, как досадное и мешающее обстоятельство, с
которым трудно «хорошо жить». Но то, что он наивно отбрасывает, возвращается к
нему в виде невроза, который, в конечном итоге, есть не что иное, как
сформированный им самим, «сотворенный», сплав неверия и эгоизма.
Творческий акт во внутреннем театре личности дает невротику
возможность обретения своего лица для последующего проявления творческой
свободы. Но это лицо не может быть для него только воображаемым, оно должно
быть им видимо, "Я" должно стать его вторым "Я", alter ego,
очищенным от эгоизма и его притязаний. Это второе "Я" дается
творческой личности, как лицо идеальной половой противоположности, к которому
она устремлена в своем творчестве как к благу и которое несет в себе полноту
существования для личности. Это лицо становится символическим ликом творчества,
творческим катализатором личности, без него нет созидания, ведь лучшее всегда
достойно любимого существа.