— Я уже говорила, что не лягу по своей воле ни с тобой, ни с каким другим мужчиной. Понятно?!
Доминик усмехнулся, неожиданно задетый ее словами. Он никогда не встречал таких, как она, — волевых и решительных. Среди англичанок точно. Она была довольно соблазнительной штучкой, из тех, кто способен увлечь больше, чем на краткий миг.
— Увидим, рыжая киска. Увидим.
В тот момент она повернулась, и в вырезе разорванной блузы показалась грудь, полная, тяжелая, словно созданная для мужской ладони. Доминик почувствовал тяжесть внизу живота. Так и быть, он поспит на земле, но только после того, как Яна поможет ослабить влечение.
— Пойду поищу тебе что-нибудь поесть, — сказал он чуть хриплым голосом.
— Благодарю.
Достав из сундука горсть золотых монет для Вацлава, Доминик вышел из вагончика. Мать встретила его у костра.
— Зачем ты купил женщину Вацлава? — спросила Перса, глядя на деньги. — Что ты будешь с ней делать?
— Пока не знаю,
— Она принесет беду. Я чувствую. Не надо было тебе вмешиваться.
Доминик сжал зубы, Он думал о рыжеволосой красотке. Думал, как приятно было бы чувствовать под собой ее упругое тело, как хорошо было бы, если б ее точеные ножки… Сейчас Доминик очень хорошо понимал Вацлава.
— Я знаю, — ответил он.
Глава 3
Дай мне руку твою,
Пусть печали уйдут,
От тебя отведу я беду.
С влажных век я слезинки твои соберу
И у сердца укрою сосуд.
Цыганская поэма. Джордж Борроу
Кэтрин до дна выскребла тарелку с похлебкой, принесенную пожилой цыганкой, давно она не чувствовала себя так хорошо: наконец-то утих вечно голодный желудок. Поужинав, она нырнула под лоскутное одеяло. Впервые за много недель она вытянулась на удобном мягком ложе, и ей было тепло.
Спать не хотелось. Кэтрин огляделась. Свеча бросала теплые золотистые отблески на деревянные стены и сундуки, расставленные вдоль стен. Убранство поразило ее необычной для цыганского жилища опрятностью. На вешалке рядом с красной шелковой рубахой висела еще одна — из домотканого полотна. Чуть поодаль — черные изрядно поношенные бриджи, желтый шелковый шарф и жилет, расшитый красными и золотистыми нитями и маленькими золотыми монетами.
Впрочем, вардо был похож на те, что она уже видела, только поопрятнее и поуютнее, и сделан он был из хороших ровных досок, плотно пригнанных друг к другу. Единственное, что никак не вписывалось в знакомый ей цыганский быт, — так это книги, сложенные в углу за деревянной лошадкой-качалкой.
Кэтрин задула свечу, повернулась на бок и уставилась в темноту. Веки ее отяжелели, измученное тело требовало отдыха, но она боялась уснуть, прислушивалась к каждому шороху. А вдруг этот человек придет? Не может не прийти.
Зачем цыган будет покупать себе женщину, если у него есть кому согревать постель?
Где-то ухнула сова. Издерганная до предела, Кэтрин вскочила, но поняв, что тревога ложная, снова легла. Вслушалась в ночь. Разговоры смолкли. В дальнем вагончике кто-то заразительно смеялся, но вскоре угомонились и там. В ночи фыркали лошади, потрескивали в кострах догорающие дрова. Ночь была наполнена разнообразными звуками, только мужских шагов Кэтрин так и не услышала. Она уснула перед рассветом, но уже на заре ее разбудил голос того высокого цыгана.
— Солнце встает, Катрина, подымайся, если не хочешь, чтобы я к тебе прилег.
Кэтрин села, до подбородка натянула одеяло.
— Вы всегда так поступаете? Увидев женщину в постели, тут же залезаете к ней под бок?
— Не всегда, — весело ответил он, — но достаточно часто для того, чтобы оценить прелесть подобного времяпровождения.
Доминик сразу заметил синяки у нее под глазами, верные спутники бессонной ночи.
— Ты выглядишь даже хуже, чем вчера вечером. Моя постель тебе не по вкусу?
Кэтрин торопливо пригладила растрепавшиеся волосы,
— Я боялась, что вы попытаетесь… Я решила, что вы могли бы передумать… насчет ночевки на улице.
Уж он-то точно не выглядел уставшим и невыспавшимся, подумала, глядя на цыгана, Кэтрин. Напротив, сон здорово его освежил. У ее нового хозяина были прямой римский нос, смуглая гладкая кожа, черные восточные глаза, густые ресницы. С такого красавца только скульптуры лепить. А улыбка… Как Кэтрин нравилась его улыбка!
— Леди разочарована? — насмешливо спросил цыган.
Он был красив, очень красив, но красота его была какого-то особого рода. Не та салонная красота, какой могли бы похвастаться многие из тех лондонских кавалеров, что крутились вокруг Кэтрин в Лондоне. По сравнению с этим мужчиной они могли бы показаться слишком слабыми, изнеженными. В этом цыгане чувствовалась сильная воля. И было в нем еще что-то, какая-то загадка, которую Кэтрин очень хотелось разгадать.
— Едва ли, — высокомерно ответила девушка.
Доминик ухмыльнулся. Конечно, он ей не поверил. Какая самонадеянность! Впрочем, чему удивляться, иначе он не был бы цыганом.
— Слева на сундуке кувшин с водой и тазик.
Мужчина протянул Кэтрин блузку, точно такую, какую она носила раньше, только эта, новая, была искусно вышита.
— Моя мать сварила кофе. На завтрак у нас хлеб и брынза. Приводи себя в порядок и присоединяйся к нам.
Кэтрин взяла блузку.
— Это твоей матери? — спросила она.
Старая цыганка была слишком хрупка и миниатюрна для этого наряда.
Глаза Доминика блеснули. Сверкнула на солнце серебряная серьга в ухе.
— Я одолжил ее у одной подруги. Помочь надеть?
— Нет!
— Тогда поторапливайся. Если ты не оденешься, пока я допиваю кофе, я приду помочь.
И снова ухмыльнувшись, Доминик вышел из вардо.
Кэтрин мигом спрыгнула с постели, стянула с себя то, что осталось от ее старой блузы, и натянула новую. Оказавшись у цыган, она была шокирована тем, что ей придется обходиться без нижнего белья. Цыганки носили блузы и юбки — и все, никаких тебе сорочек и панталон. Зимой они просто надевали на себя все, что у них было, и кутались во множество платков и шалей. Сейчас же Кэтрин радовалась, что не нужно долго переодеваться. Раз, два — и готово.
Воспользовавшись вместо гребешка собственной пятерней, Кэтрин расчесала волосы, затем умылась, расправила, как могла, свою красную юбку и вышла.
— Гораздо лучше, — одобрительно заметил Доминик. — Слева лесок, где можно уединиться.
Кэтрин пошла в указанном направлении. Может, бежать сейчас? Бессмысленно. Без пенни в кармане, не зная местности! Ее поймают через два часа. Нет, пока лучше остаться в лагере.