— Именно этого я и хочу, — сказала Кэтрин.
— Возможно, после того, как ты выйдешь замуж, нам будет проще…
Целый год Литчфилд будет наслаждаться прелестями жены. У Доминика судорогой свело мышцы.
— Возможно, — эхом откликнулась Кэтрин, но Доминик знал, что она никогда не согласится стать его любовницей. Она останется верна мужу до конца своих дней. И не важно, будет ли она любить этого Литчфилда или нет. Но к Доминику Кэтрин не вернется никогда.
— Тебе лучше идти, пока тебя не хватились.
— Да.
— Я обещал Мэйфилду, что поеду с ним на охоту, поэтому уехать раньше завтрашнего вечера не могу. Обещаю, что не встану у тебя на пути.
— Так будет лучше.
Кэтрин поцеловала его в щеку. Никогда прощание не было столь тягостным.
— До свидания, мой цыганский любовник. Я никогда тебя не забуду.
Кэтрин повернулась, но Доминик поймал ее за руку.
— Кэтрин…
— Не надо, прошу тебя.
С этими словами она побежала вниз по тропинке. Доминик смотрел ей вслед. Сердце его разрывалось. Она нужна была ему, но он не мог взять ее, не мог, если хотел оставаться мужчиной в собственных глазах.
Доминик сидел, глядя в пустоту. В душе бушевала буря. Он разрывался между любовью, чувством вины и чувством долга. Он не может нарушить клятву, но он безумно любит Кэтрин! «Кэтрин, — думал он, — зачем я только тебя встретил! Если бы все было по-другому. Если бы ты была другой».
Но она не была другой. Страстная красавица, но решительная и несгибаемая. Женщина, которую он уважал, желал сильнее всех других, женщина, которой он не мог обладать.
Казалось, что даже из могилы отец насылает на него боль.
Глава 17
Есть две вещи, которые англичанин понимает хорошо: крепкие слова и крепкие пинки.
У. Хазлет
Доминик невидящим взглядом смотрел туда, куда ушла Кэтрин. Он уже тосковал по ней.
Он провел рукой по волосам и вздохнул. Не надо было идти на поводу у своего желания. Не надо было брать ее вот так. Это было несправедливо по отношению к Кэтрин и несправедливо по отношению к самому себе.
Как могло случиться, что женщина смогла сломать его жизнь?
Послышался шорох. Доминик насторожился. Что это? Мужской грубый голос произнес что-то хриплым шепотом, а затем сдавленно вскрикнула Кэтрин.
Доминик уже мчался по тропинке. Сердце его бешено колотилось. Повернув за угол, он увидел, что Кэтрин отчаянно борется с мужчиной в маске из грубого хлопчатобумажного чулка с прорезью для глаз. Негодяй тащил ее в кусты.
Одним прыжком преодолев разделявшее их пространство, Доминик яростно набросился на насильника. Ухватившись за холщовую рубаху, Грэвенвольд ударил его изо всех сил. Неизвестный упал. Доминик стал бить негодяя ногами. И тут из темноты появился второй. Что-то блеснуло у него в руке. Пистолет… И в тот же миг острая боль пронзила висок Грэвенвольда.
— Доминик! — в ужасе закричала Кэтрин, бросившись к оседавшему на землю Доминику.
— Беги, — выдавил он, — им нужна ты!
Боль разрасталась, пульсировала, перед глазами его поплыли круги, сознание начало меркнуть. Из последних сил Доминик сделал шаг ко второму нападавшему. Перед меркнущим взором Доминика встало видение: Кэтрин, вооруженная садовыми ножницами, которыми она размахивает над головой, как дубиной.
— Черт, — пробормотал второй, оказавшийся между двух огней — с одной стороны Доминик, пусть раненый, но все же еще на ногах, с другой — Кэтрин, с острыми ножницами.
— Что-то мне не хочется превратиться в силос, — пробурчал громила и бросился наутек. Первый, в маске, вскочил и помчался вслед за товарищем.
Доминик покачнулся и упал бы, если бы Кэтрин не бросилась ему на помощь.
— Доминик, — шептала она, обнимая его. — Ты жив?
— Какого дьявола ты не послушалась меня? — Доминик прижимал ладонь к ране на виске. Кровь струйкой текла по руке.
— Я не могла оставить тебя!
Если бы голова не болела так сильно, он бы улыбнулся.
— Ты могла бы позвать на помощь. Куда, черт возьми, подевалась охрана, которую нанял твой дядя?
— Ты знаешь об охране?
— Я знаю практически обо всем, что имеет отношение к тебе, любовь моя, это на случай, если ты не заметила, — усмехнулся Доминик и застонал. Голова раскалывалась. — Я очень проницательный мужчина.
Кэтрин вспыхнула.
— Если ты так много знаешь, мог бы догадаться и о том, что я не побежала за помощью, потому что не хотела скандала. А теперь дай-ка мне взглянуть на твою голову.
Кэтрин прикоснулась к ране на виске, и Доминик сморщился от боли.
— Со мной все хорошо, — заверил он. — Сейчас надо побыстрее найти твоего дядю и рассказать ему о случившемся.
— Ты с ума сошел, — воскликнула Кэтрин. — Я не могу рассказать дяде, что была с тобой в саду в такой час! А что до охраны, они не могли предположить, что на меня могут напасть так близко от дома. Они там, дальше, за оградой сада. Завтра я придумаю, как убедить их перейти поближе.
Доминик задумчиво смотрел на нее. Пожалуй, она права. И надо будет самому нанять людей для охраны Кэтрин. Черт, как болит голова.
— Ты знаешь, кто стоит за этими нападениями?
Кэтрин покачала головой.
— Дядя Гил думает, что кому-то очень не нравится, что я состою в благотворительном обществе, хотя мне не верится.
— И я так не думаю, — сказал Доминик, — остается одно: поставить в список первым твоего дорогого кузена.
— А ты быстро догадался, — заметила Кэтрин.
— Не такая уж и трудная загадка: у него самые крупные ставки.
— Ты действительно подозреваешь Эдмунда?
— Есть еще один вариант: похищение с целью получения выкупа.
— Но за меня не просили выкуп.
— Возможно, похититель в последний момент испугался и решил получить деньги более безопасным способом: продал тебя цыганам.
— А на этот раз?
— Они решили, что ты слишком много знаешь, значит, рано или поздно сможешь догадаться о том, кто все это затеял. Я сомневаюсь, что преступники могли предположить, что ты вернешься домой.
Кэтрин нахмурилась.
— Это многое объясняет. Я действительно не верю, что Эдмунд мог пойти на такое. Он и Амелия — мои самые близкие друзья.
— Вероятно, ты права. Но мы не можем рисковать. Я найму человека, чтобы он присмотрел за твоим кузеном.
— Не стоит тебе в это вмешиваться. Я сама могу нанять сыщика.