Они часто любовались картиной юной девушки, которая висела тут же, в спальне. Он вставал за спиной у Лауры, клал свои руки ей на бедра и прижимался к ней своим членом. Его размеренные, томные ласки приводили ее в трепет, и она, разглядывала картину, держала полузакрыв глаза от наслаждения.
Ей все время казалось, что изображенная на полотне девушка день ото дня все больше и больше становится похожей на нее. А, может, это она сама все больше и больше напоминает портрет, изменяясь под влиянием встреч с Натом?.. Лаура не знала, что тут более верно. Ей казалось, что она живет во сне, в таком, какие были у Дориана Грея, где цветовая гамма картины сообщается с самыми потаенными уголками ее души, самой ее сущности.
– Каждый раз она мне кажется разной, – проговорила Лаура глядя на холст.
– Все больше напоминает тебе себя? – с улыбкой спросил он, как всегда прочитав ее мысли.
Она кивнула.
– Возможно, ты изменила ее, – ответил он задумчиво. – Да я точно знаю, что так и произошло. Мне она кажется также совсем не такой, какой была раньше. Это благодаря тебе. Нам еще очень мало известно о возможности соприкосновения и взаимовлияния одушевленного и неодушевленного миров, но я думаю, что это как раз один из подобных случаев. На свете нет ничего неизменного, постоянного. Все меняется. Надо только суметь оказать нужное влияние в нужном направлении.
Лаура прислушивалась к его словам, которые, как и все в его устах, казались ей волшебными, и блаженно улыбалась.
В последнее время, посещая его занятия и прислушиваясь к его речи, она испытывала совсем другие чувства, чем раньше. Она была уверена в том, что понимает его лучше, чем кто бы то ни было другой. Ей казалось, что она лучше всех знает этого человека. Ей казалось, что только она способна правильно записать его мысли, которые он облекал в словесную оболочку и доводил до сведения присутствующих своим бархатным голосом. Она считала, что может обнять умом весь его курс полностью, как она обнимала своими руками все его тело. Под его влиянием, как она чувствовала, ее интеллектуальный уровень поднимается на такие высоты, о которых она и мечтать не смела в тот день, когда впервые переступила порог этого лекционного зала.
В то же время ее одолевали и другие сказочные мысли и переживания. Она устремляла свой пристальный взгляд через ряды парт, поверх голов своих однокурсников, на сцену, где взад-вперед расхаживал на своих сильных, пружинящих ногах Натаниель Клир, она любовалась энергичными жестами его рук, затаив дыхание, наблюдала за тем, как дышит его грудь под свитером… и не могла втайне не преисполниться душевного трепета и гордости за то, что только она одна знала точно в этом зале, как именно выглядит это тело без всякой одежды. И эти сильные руки, которыми он столь оживленно жестикулировал на сцене, уже давно помнили наизусть все самые сокровенные места ее собственного тела. Как и его губы, с которых сейчас слетали слова, казавшиеся Лауре неземной музыкой и заставлявшие весь зал замереть в благоговении на все время занятия.
Ее отделяло от сцены, на которой он стоял, семьдесят футов пространства, ряды стульев, студенты-однокурсники. Господи, какой смешной и иллюзорной казалась ей эта преграда! Даже сидя на последней парте, в противоположном конце зала, она все равно считала, что находится в его объятиях, соблазняется его мягким голосом и плывет в волнах наслаждения только от сознания своей принадлежности ему… Влияние, которое он оказывал на нее, было настолько сильным и всеохватывающим, что она порой спрашивала себя: а не заметна ли окружающим перемена, произошедшая с ней в результате общения с Натом?
Однажды, она почти убедилась в том, что эта перемена не просто заметна, а прямо-таки кричит о себе. И окружающие уже давно обсуждают ее.
Она сидела, как и обычно, в самом дальнем конце от сцены лекционного зала. Лаура любила уходить на самый последний ряд, подчеркивая тем самым, что ее ничто не может разделить с любимым и что физическое расстояние между ними – всего лишь жалкая химера. Снисходительно оглядывая ряды студентов, она вдруг обратила внимание на небольшую группу почитательниц обаяния профессора Клира с хорошенькой Сандрой Рихтер во главе.
Девушки несколько раз украдкой оборачивались на Лауру, и та, заметив это, совершенно справедливо решила, что разговор между болтушками вертится именно вокруг ее персоны.
Поначалу эта мысль была ей очень неприятна. Лаура была смущена и чувствовала себя в чем-то виноватой. Как будто упрекала себя за то, что выдала себя чем-то, где-то допустила промашку. Но потом она успокоилась и даже почувствовала что-то вроде гордости за себя, ибо знала, с какой неуемной жаждой каждая из этих девчонок мечтает о близости с Клиром. Однако, об этом они могут только фантазировать, в то время как для нее эта близость является достигнутой целью, реальной действительностью, содержанием жизни.
Эти их шепотки, распространявшиеся по лекционному залу, создавали нежелательную рекламу ее отношениям с человеком, чья удаленная фигура энергично передвигалась по сцене. Впрочем, в глубине души у Лауры было страстное желание кричать о своем счастье с крыши каждого дома. Так что она только снисходительно улыбалась, очередной раз встречаясь взглядом с взглядами своих горе-соперниц.
В последнее время Лаура утратила скромность, которая в другое время решительно удержала бы ее от столь явного выражения своих чувств. Безумная любовь сделала ее бесстыдной.
«Какое мне дело до того, что они обо мне думают? Какое мне дело до того, что они там что-то знают или что-то подозревают?»
Жизнь ее напоминала теперь американские горки, а на них, как известно, нет остановок, во время которых можно было бы дать себе труд осмыслить реакцию окружающих на свои поступки.
В канун Дня Всех Святых она удивила Ната тем, что появилась в его дверях в маске ведьмы. Повинуясь какому-то необъяснимому импульсу, она купила ее уже по дороге к нему.
– Боже мой, девочка! – произнес он в притворном ужасе, отступая на шаг назад. – Кто ты? Скажи, ради всего святого!
Она стала угрожающе приближаться к нему.
– Я ведьма! – страшным, приглушенным маской голосом проговорила Лаура. – И я заколдую тебя, если ты не дашь мне то, что я хочу!
– Ты, правда, заколдуешь меня? – пролепетал Нат дрожащим голосом. – Значит, я стану полностью безвольным существом и ты сможешь управлять мной по своему усмотрению? Я буду весь в твоей власти?
– Да, – улыбнулась она под маской и сделала еще один шаг ему навстречу. – Ты будешь мой навечно!
Он оглядел ее с ног до головы. Она была такой маленькой, что вполне сошла бы за ребенка. Впрочем, под ее одеждой проглядывали отнюдь не детские формы. Она даже не подозревала о том, что действительно способна была околдовать его!..
– Надеюсь, ты не будешь против, если я порадую тебя чем-нибудь? – улыбнулся он.
Она живо кивнула.
– В таком случае посмотрим, что у меня сегодня есть вкусненького, – проговорил он весело.