Чтобы не терзаться неизвестностью и дальше, Соренза набрала
номер. И портье отеля, в котором, по данным секретарши, остановился мистер
Доуэлл, тут же соединил ее с нужным номером.
— Алло? — раздалось в трубке.
— Ник, это ты? — Глупый вопрос, учитывая, что она узнала его
голос. — Это я, Соренза.
— Соренза...
Она старалась сдержать слезы, которые душили ее, и несколько
секунд не могла вымолвить ни слова. На линии раздался треск, голос Николаса
внезапно пропал, потом возник снова:
— Соренза? Ты меня слышишь?
— Да. Прости меня. — Ее губы дрожали. — Ты когда-нибудь
сможешь простить меня?
— Соренза, говори громче!
— Ты когда-нибудь сможешь простить меня? — прокричала она
что есть мочи. — Я была такой глупой!
— Ты не глупая... — Снова послышался треск, сквозь который
донеслись слова: — ... а очень смелая. Ты знаешь об этом?
— Повтори, я плохо слышу!
— Я сказал, что ты самая смелая женщина, которую я знаю. И
самая дерзкая... — В трубке опять затрещало, и она услышала только конец фразы:
— ...возвращаюсь.
— Что? Ох, Ник, я почти ничего не слышу, но мне надо сказать
тебе, что я люблю тебя. Будь осторожен!
Но он тоже что-то говорил ей, и Соренза не была уверена,
понял ли он ее слова.
— Ник, — на всякий случай повторила она, — я люблю тебя.
Пожалуйста, позвони мне при первой возможности.
Связь оборвалась. Соренза положила трубку и разрыдалась.
Целый день она не отходила от телевизора, и, несмотря на то, что в каждом
репортаже с Сейшел уверяли, что жертв нет, волновалась все больше и больше. Она
выпила бесчисленное количество чашек кофе, но ничего не съела и, когда вечером
позвонила Изабелл, была на грани нервного срыва.
— Я еду к тебе, — сообщила кузина, услышав взволнованный
голос родственницы.
— Нет никакой необходимости. Все в порядке.
— Я еду. Джордж на научной конференции, вернется только
завтра, а нам вдвоем будет не так тяжело. Ты сегодня что-нибудь ела? — как
заботливая мать-наседка, спросила она.
— Я ничего не хочу.
— Хорошо, увидимся.
Соренза не успела опомниться, как Изабелл уже стояла на
пороге ее квартиры с многочисленными коробками и пакетами. Под мышкой она
держала бутылку красного вина.
— Я не голодна, — произнесла Соренза, едва сдерживая слезы.
Она не плакала долгие годы, но с тех пор, как Николас вошел в
ее жизнь, глаза то и дело оказывались на мокром месте.
Изабелл не обращала на нее внимания, хлопоча в кухне.
Открывая бутылку вина, она сказала:
— Послушай меня, Соренза. Бывали стихийные бедствия и
пострашнее, чем сейчас на Сейшелах. Ливни и ураганы там явление обычное, как у
нас гроза или сильный ветер.
Сорензу это явно не утешило, и Изабелл продолжила:
— С Ником все будет в порядке, поверь мне, и ты не поможешь
ни ему, ни себе, если вся изведешься от беспокойства. Ты должна есть, пить и
ждать его звонка. Телефонные линии зачастую обрываются так же, как и сносит
крыши и переворачивает автомобили в таких ситуациях, но это вовсе не означает,
что кто-то погибает.
Она протянула Сорензе бокал.
— Выпей! — приказала кузина точно так же, как приказывала
своим детям, когда свято верила в свою правоту.
Соренза послушалась. Вино помогло ей согреться и умерило
нервную дрожь.
— А теперь иди и накрой на стол, — отдала Изабелл следующую
команду. — Сначала мы поедим, а потом ты подробно расскажешь мне о разговоре с
Ником.
К своему огромному удивлению, Соренза с аппетитом накинулась
на еду, которую кузина положила ей на тарелку, и выпила еще вина. После этого
обе женщины расположились на диване в гостиной и, потягивая вино, проговорили
до поздней ночи.
— Ты выглядишь ужасно, — подвела итог их разговора Изабелл
со свойственной ей прямотой. — Поэтому тебе следует поспать, если не хочешь
встретить Ника с мешками под глазами.
Соренза пробормотала, что опять не сомкнет глаз и что лучше
бы Изабелл сама шла спать. Но едва ее голова коснулась подушки, как она крепко
заснула.
Уложив кузину в постель, Изабелл устроилась на диване около
телефона и задремала. Но не прошло и четырех часов, как Соренза проснулась от
мысли, что не имеет права спать, когда неизвестно, что случилось с Николасом.
Как бы там ни было, она почувствовала себя гораздо лучше, когда вошла в
гостиную, где мирно посапывала Изабелл, и села в кресло, стоящее по другую
сторону от столика, на котором красовался телефонный аппарат.
После обеда кузина отправилась домой, предварительно взяв с
Сорензы обещание позвонить ей, когда станет что-нибудь известно о Николасе. Не
успела дверь за ней захлопнуться, как тут же раздался телефонный звонок.
— Соренза? — Это был Николас.
Ее сердце подпрыгнуло от радости, а потом застучало тяжело,
как паровой молот.
— Ник, — произнесла она, задыхаясь от волнения. — Ник, я
люблю тебя! Я была не права во всем и хочу, чтобы ты знал об этом. Ты слышишь
меня?
— Слышу, любимая.
«Любимая», он сказал «любимая». Слезы счастья покатились по
ее щекам, но Соренза их не замечала. Она готова была плакать день за днем,
только бы он называл ее любимой.
— Послушай, я тут встретил одного знакомого из съемочной
группы Эн-би-си. Он дал мне возможность поговорить с тобой, но недолго.
Телефонная связь до сих пор полностью не восстановлена. Как ты?
— Не беспокойся обо мне. Лучше скажи, с тобой все в порядке?
Ты не пострадал?
— Я ужасно грязный и голодный, но, к счастью, абсолютно
здоров. Здесь очень много разрушений, особенно в небольших поселках, и мы
помогаем чем можем.
— Пожалуйста, береги себя. Не рискуй понапрасну. — Сказав
это, Соренза тут же представила, как рушится здание, мимо которого проходит
Ник, и его заваливает обломками.
— Я так рад, что ты позвонила мне прошлой ночью. — Его голос
стал мягким и вкрадчивым.
— Я тоже, — прошептала Соренза.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Внезапно она вспомнила, что ничего не узнала о состоянии
здоровья его друга.
— А что с Марком? — спросила Соренза.
— Лучше, чем думали вначале. — В его голосе звучала
беспредельная усталость. — К счастью, больница, где он сейчас находится, не
пострадала. Ты не представляешь, как много значит для меня твой вчерашний
звонок!
— Ник, ты не сердишься на меня?
— Ни в коем случае, любимая.