— Не понимаю.
— Мой отец, он...
Она никогда раньше ни с кем не говорила на эту тему, кроме
ближайших родственников, и сейчас слова на мгновение застряли у нее в горле. А
в следующую минуту она уже рассказывала об ужасной ночи, которая перевернула ее
жизнь. Как сидела на лестнице в темноте, не в состоянии пошевелиться, и знала, что
внизу произошло что-то ужасное. Как ее затошнило, а потом вырвало от пережитого
страха, но оцепенение все не отпускало ее, и она плохо соображала, что
происходит вокруг...
Когда Соренза закончила свое невеселое повествование, она
посмотрела Николасу в лицо и увидела ужас в его глазах. Я не должна была
говорить ему этого, подумала она в отчаянии.
— Черт! — помимо воли вырвалось у Николаса. Он придвинулся к
ней и порывисто прижал к себе. — Я даже не знаю, что сказать, Соренза.
В его голосе звучало столько сострадания и тепла, что
молодая женщина испытала облегчение. Слава Богу, у него нет ко мне отвращения,
дрожа всем телом, подумала она.
Николас некоторое время сжимал Сорензу в объятиях, слегка
покачивая, как ребенка, потом осторожно посмотрел ей в глаза.
— Мне так жаль, — произнес он чуть слышно. — Ни один ребенок
не должен пройти через то, что выпало на твою долю.
Соренза судорожно сглотнула. Все происходило слишком быстро.
Она не должна была так раскрываться перед ним. Ее серые глаза потемнели, как
небо перед грозой.
Должно быть, Николас уловил ее тревогу, потому что в
следующий момент его губы мягко коснулись ее рта и застыли в нежном,
ненавязчивом поцелуе. Потом он бережно отпустил ее и сказал:
— Твой кофе остыл. Я сварю еще. Я быстро.
Соренза проводила его долгим взглядом и продолжала смотреть
на дверь, через которую он вышел. Несмотря на тепло, исходящее от прогревшихся
за день стен террасы, ее сотрясала дрожь. Николас был самым потрясающим
мужчиной, которого она когда-либо встречала, обаятельным, интересным и
галантным, но вступить с ним в связь означало для нее поставить крест на своей
жизни.
Все, что ему было нужно, — очередной флирт, любовное
приключение. Разве он не сказал ей об этом, не предупредил, чтобы она не питала
напрасных иллюзий? Николас хотел встречаться с ней, только чтобы заниматься
любовью. А она? Соренза убрала упавшие на лицо волосы. Да, она хотела того же,
но это говорило лишь о ее сумасбродстве и о том, насколько глупо было с ее
стороны зайти в отношениях с ним так далеко.
Она поделилась с Николасом тайной, которой не делилась ни с
одним человеком на свете, даже с бывшим мужем. Ее родные никогда не упоминали
при ней о том, что произошло с ее родителями, кроме одного раза, когда
объяснили девочке, как следует отвечать на вопросы окружающих. Это был секрет,
который следовало сохранить любой ценой и который отравлял ей жизнь. Потому что
Соренза выросла с чувством, что и она отчасти виновата в смерти матери: если бы
не родилась, мама уделяла бы отцу больше внимания и сейчас, возможно, была бы
жива.
Соренза закусила нижнюю губу и на мгновение закрыла глаза.
Здравый смысл твердил ей, что она не должна так думать, что ее отец ревновал бы
жену в любом случае. Но когда вмешивалось сердце, все доводы разума казались
ничтожными и ею овладевала мучительная тоска.
Правда, сейчас, когда она выговорилась, на душе стало как
будто легче, и Соренза почувствовала необходимость поговорить об этом с
Изабелл, расспросить ее об отношениях матери и отца, об их совместной жизни до
ее рождения. Она знала только, что родители любили ее, все остальное оставалось
для нее загадкой.
Ей пришла в голову мысль, что Саймон выбрал ее именно
потому, что мог ею командовать. Она была очень податлива и не уверена в себе,
ее постоянно мучило ощущение вины...
— Твой кофе. — Бодрый голос Николаса вырвал ее из тьмы
горестных воспоминаний.
— Спасибо.
Соренза улыбнулась и тут же напряглась: его губы
прикоснулись к ее шее, потом нашли ее губы. Тепло разлилось по телу, и она
больше не чувствовала вечерней прохлады. Веки закрылись, и в бархатной темноте
она вдыхала аромат его рук, волос, одежды, позволяя волнам страсти унести ее в
море дивных ощущений. Его ласки, то нежные и едва уловимые, то бурные и
настойчивые, доводили Сорензу до исступления, и она отвечала на них с удвоенной
пылкостью. Она думала, что он овладеет ею в ту же минуту, но неожиданно Николас
остановился, и ее тело заныло от неудовлетворенного желания.
— Пей кофе, — хрипло сказал он и сел на свой стул.
Соренза открыла глаза и сразу же вспыхнула от мысли, что ему
известны теперь ее желания. Почему он остановился? Чтобы показать, что она в
его власти? В таком случае ей некого винить в этом, кроме себя. Соренза
отхлебнула кофе, не чувствуя его вкуса. Мысли вихрем кружились в ее голове, не
давая сосредоточиться. Соренза молчала, уставившись в пустоту. Этот поцелуй
лишил ее того чувства легкости, которое возникло между ними во время ужина. Она
вся словно съежилась, внутренне сжалась.
Зачем он так страстно целовал ее? Хотел ли он близости прямо
сейчас или только играл с нею? Конечно, под действием его ласк она потеряла
голову, но не могла же она отдаться ему, мужчине, который не любит ее и не
хочет серьезных отношений! Или могла? Сорензу ужаснуло уже то, что она вообще задает
себе такой вопрос, и она тут же твердо ответила: нет, не могла!
— Почему бы тебе не подняться наверх, пока я все уберу? —
Его голос звучал спокойно и бесстрастно.
Соренза подняла на него встревоженные глаза. Сейчас, в свете
свечей, черты лица Николаса казались резче и мрачнее.
— Нет, я помогу тебе, — быстро сказала она.
— А чего здесь помогать? Отнести несколько чашек и положить
их в посудомоечную машину?
Он вел себя так, будто ничего не произошло. Соренза
заставила себя проигнорировать холодок разочарования, возникший в душе, и
безразлично пожала плечами.
— Ты уверен?
— Конечно, уверен. — Николас улыбнулся одними губами, взгляд
его оставался серьезным и задумчивым. — Зато когда снимут повязку, все
изменится. Мыть тарелки и готовить завтрак придется тебе.
Соренза тоже улыбнулась, хотя и через силу. Он говорил так,
словно они собирались часто видеться и сегодняшний день был только началом их
отношений.
Она медленно встала. Николас тоже поднялся, поддерживая ее
под руку. Уголок его рта насмешливо пополз вверх.
— Тебя нелегко понять, — сказал он. — Ты знаешь об этом? Но
я не жалуюсь. У меня предчувствие, что с тобой мне не придется скучать.
— Это комплимент?
Соренза ощутила, как лихорадочное волнение охватывает ее, в
то время как Николас сохранял спокойствие и невозмутимость. Это привело ее в
раздражение. И как всегда, она была единственной из них двоих, кто выдал свои
мысли.