Каникулы в Простофилино - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Донцова cтр.№ 4

Как я уже упоминала, дядя Антон, выискивая за границей редкие экземпляры флоры, стихийно превратился в коллекционера. На мой взгляд, он тащит в дом всякую дурь – статуэтки африканских божков, фигурки животных из черного дерева, ритуальные маски, жезлы жрецов, черепа, вырезанные из камней. И если в ботанике папа Каркин дока, обмануть его совершенно невозможно, то в деле собирательства он является восторженным новичком, которого аборигены ловко обводят вокруг пальца.

Прибыв в очередную африканскую страну, дядя Антон обязательно рулит на базар. Очевидно, весь характер написан у мужчины на лбу, потому что продавцы кидаются к россиянину и легко всучивают ему предметы культа, «самые настоящие, подлиннее не бывает, найденные в хижине умершего жреца».

Тетя Аня спокойно относится к чудачествам мужа. Ей, правда, не очень нравится ходить мимо страхолюдских масок и оскаленных черепов, но хорошая жена всегда найдет правильный подход к мужу и не станет устраивать семейных скандалов. Анна Семеновна подумала-подумала и сказала супругу:

– Коллекция будет выгодней смотреться в отдельном помещении. Да и сохранится она лучше – там можно поддерживать необходимый температурный режим.

Дядя Антон похвалил вторую половину за ум и сделал к особняку пристройку, куда стащил свои сокровища.

Самое любимое занятие папы Каркина (после разведения цветов, разумеется) – это водить экскурсии по «хранилищу», взахлеб повествуя историю каждого «раритета». Через подобное – прямо скажу, нелегкое испытание проходят все приезжающие в дом гости, независимо от того, сколько раз уже они осматривали витрины и стенды.

Милка же в отличие от мамы настроена крайне негативно по отношению к идиотским деревяшкам и кускам камня. На беду, моя подруга суеверна и боится несчастий, которые способны приманить чужие боги.

– Что случилось? – спокойно поинтересовалась я, включая кофемашину.

– Ты обязана мне помочь, – заныла Мила.

В этой фразе вся художница. Не в ее привычках произносить слова «пожалуйста», «будь добра», «сделай одолжение». Нет, она высказывается более чем конкретно – «ты обязана».

– Иначе всем плохо придется! – стенала ничего не подозревавшая о мыслях хозяйки дома Милка.

– Давай ближе к делу, – улыбнулась я и поставила перед подругой чашечку с ароматным кофе.

– Робуста? – подергала носом гостья.

– Нет, арабика, – ответила я.

– Воняет дешевым кофе.

– Покупала дорогой сорт.

– Тебя обманули, всучили дерьмо, смешали зерна! – констатировала Мила. – А ты, как чукча, поверила. Помнишь Степку?

Я отвернулась к окну. Забыла сказать: Милка пять раз выходила замуж, но все ее браки не просуществовали и полгода. Милке на жизненном пути встречались вполне нормальные парни, но они не понимали, по какой причине, придя домой после напряженного трудового дня, должны становиться к плите, чтобы пожарить для просидевшей безвылазно в четырех стенах супруги картошку. Заявления Милки о руках художницы, которыми нельзя ничего держать, кроме кисти и палитры, сначала удивляли представителей сильного пола, потом злили, а затем подвигали на побег. В конце концов Милка, заперев свою квартиру, перебралась под крыло к маме и папе. Кстати, разведясь, она не порывала отношений с экс-мужьями – перезванивается с ними, поздравляет с днем рождения, Новым годом и так далее. Милка хороший друг, и лишь в качестве жены она абсолютно неудобоваримый вариант.

Первый супруг моей бывшей одноклассницы, Степа, был летчиком. Один раз он отправился на Чукотку, где в магазине среди вечной мерзлоты на полках обнаружил мешки с зернами кофе – жуткого дефицита по голодным постсоветским годам.

Степа робко спросил у продавщицы:

– Сколько даете в одни руки? Полкило взвесите?

– Хоть все забирай, – махнула рукой аборигенка. – Только совсем плохой крупа, испорченный. Нам с Большой земли впервые привезли. Что это такое, и не понять – не рис, не гречка, не пшено. И, похоже, оно стухло. Наши брали, пытались суп варить, кашу делать, горько получается, даже с маслом в рот не лезет.

Степан прибыл домой с двумя мешками первосортной арабики и с тех пор рассказывал эту историю всем гостям, ставя джезву на огонь.

– Ты хочешь поговорить о сортах кофе? – прищурилась я.

– Нет, конечно, – слегка обозлилась Милка. – Слушай, случилась беда…

Подруга, художественная натура, принялась рассказывать с присущей ей экспрессией. Милке свойственно гиперболизировать любую ситуацию: маленькая царапина у нее превращается в «разверстую, кровавую рану»; головная боль, самая обычная неприятность, – «режет пилой с огромными зубьями со страшной силой»; громкие голоса слегка подвыпивших соседей принимаются за «ужасающий скандал с мордобоем и пальбой из ракетных установок». Милка не врет, она так воспринимает ситуацию, поэтому все исходящее из ее уст следует смело делить на два, а то и на три.

– Есть такие мерзогадостные Велигжановы, – зачастила Мила, – Кирилл и Филипп, владельцы турбюро. Кирилл страстный коллекционер и постоянно затевает обмены с папой. Я его не знаю, но наслышана о нем. Так вот, Кирилл Велигжанов продал папе жутчайшую вещь! Ужасную! Опасную! Отвратительную!

– Колчан с отравленными стрелами? – предположила я.

– Хуже!

– Засушенную человеческую голову?

– Ой, фу! Нет, намного гаже!

– Что тогда? – заинтересовалась я.

На мой взгляд, маленькая, сморщенная, пугающе натуральная голова, которую дядя Антон приволок из Африки, наимерзейшее пополнение его коллекции. Когда ботаник продемонстрировал мне экспонат, я, забыв о приличиях, скачками понеслась в туалет. Даже быстрый шепоток тети Ани: «Вилочка, не переживай, Антошу снова надули, головенка ненастоящая, сувенир, умело изготовленный для туристов. Я ее изучила – глаза пластмассовые, а кожа совсем не человеческая» – не помог. Весь съеденный ужин оказался в унитазе, и я поклялась никогда не входить в музей Каркина, пока там экспонируется сей непотребный сувенирчик.

– Крокодил! – вытаращила глаза Милка.

– Живой? – подпрыгнула я.

– Нет! Дохлый!

– Господи, зачем Антону труп?

– Это не труп!

– Аллигатор все же живой? – вновь подпрыгнула я.

– Сказала ведь, умерший.

– Значит, труп.

– Нет, – упорно твердила Милка.