— Будет тебе еще, — ухмыльнулся он, схватив мои бедра и приподняв их выше, чтобы изменить угол проникновения. Маленький блокнотик для записей балансировал на краю стола, а затем упал на пол, когда я запустила свой стональный нон-стоп. Он был глубоко во мне, твердый, горячий и агрессивный, но в то же время часть меня не была уверена, какие эмоции, какие чувства принадлежали мне, а какие ему.
— Боже, ты такая тесная, — простонал он, протискиваясь вперед.
— Кегель.
[41]
Немного. О, да, сюда, о, мой бооооооо… — Мои внутренние мускулы, укрепленные годами выполнения упражнений Кегеля, сжались, пытаясь удержать его внутри. Обжигающий холод мяты перерос из приятных покалываний в дикие эротические искры, которые ярко пылали, так ярко, что я решила, что сейчас потеряю сознание. — Больше не надо! Я передумала! Я больше не могу!
Ты можешь, сказал он, и его голос переполняли эмоции. Ты можешь это и даже больше.
Я выгнула спину, когда он заполнил мою голову ощущениями, которые его переполняли, желая, нет, нуждаясь, чтобы я наполнила его своими. Наши души переплелись, и он откинул в сторону мои волосы, обнажая шею.
Пожалуйста, о, боже, сделай это, взмолилась я на грани отупляющего экстаза. Его клыки вонзились в мою кожу, внезапная острая боль слилась с удовольствием его застывшего тела, захватывая нас обоих, пока он пил меня. Свет, серебряный, чистый свет вспыхнул у меня в голове, когда наш обмен ощущениями скрутил нас обоих в оргазм ослепляющей силы.
— Хорошо … что у меня… крепкое сердце, — выдохнула я несколько долгих минут спустя, лежа сверху на Пэйне, который рухнул на стул. Его грудь, блестевшая от пота, поднималась и опадала в неровном ритме под моим все еще дрожащим телом. — Иначе я умерла бы через неделю.
— Ну, тогда уж хорошо, что ты бессмертна, — сказал он, не открывая глаз. Его голова устало откинулась на высокую спинку стула. Я слегка коснулась поцелуем пульса, который дико бился у него на шее, и застыла, когда его слова замкнули пару синапсов,
[42]
и до меня дошло.
— Твою мать!
Он открыл глаза и с любопытством на меня уставился.
В этот момент я осознала всю чудовищность того, что я сделала.
— Я не… Я больше не бессмертна.
— Что? — Слово вырвались из его рта, так, будто он не сказал их, а выкрикнул. Я заслужила этот внезапный мрачный взгляд.
— Я больше не бессмертна. Я использовала бессмертие как плату провидице.
Он уставился на меня, не веря своим ушам.
— Ты виделась с провидицей после того, как я ясно тебе это запретил?
— Нет, я виделась с провидицей после того, как ты глупо запретил мне это. Разница должна быть очевидна даже тебе.
— Глупо? Разве глупо для мужчины ожидать, что его Возлюбленная будет его время от времени слушаться?
Я отодвинулась, чтобы впиться в него взглядом.
— Ты сделал меня НеВозлюбленной! Ты сказал мне, что больше меня не желаешь. О, не такими словами, но ты понимаешь, о чем я.
— Ты использовала свое бессмертие — единственное, что я мог тебе дать — в обмен на информацию? — спросил он, и в его глазах неверие боролось с болью.
Я провела большим пальцем по его челюсти, разделяя боль, которую он чувствовал.
— Ты сказал, что у нас нет совместного будущего. Я решила, что мне нет причин вечно жить, если человек, которого я люблю, не хочет разделить со мною вечность.
— О, Сэм… — Заполнившее его сожаление перетекло в меня. — Я никогда не хотел причинять тебе боль. Я просто… я не…
— Я знаю, — сказала я, целуя его в нос. — Ты просто был немного напуган обязательствами. Что изменилось? Это произошло так быстро: вот ты кричишь, затем — раз! — все летит к чертям собачим, и мои буфера полируют стол.
Он застонал.
— Ты что, собираешься заставить меня обсуждать мое эмоциональное состояние?
— Угу. Это право каждой женщины, как только она понимает, что зацепила мужчину. Чем скорее ты начнешь, тем быстрее закончишь. Теперь рассказывай.
— Я перестал притворяться, что ты мне не нужна, — сказал он, пытаясь выглядеть трогательно. Я поцеловала его просто потому, что он такой симпатичный. — Когда ты убегала, был момент, когда ты прошла сквозь меня. Я просто почувствовал, какую причинил тебе боль, и как ты меня любишь. Никто, кроме моей семьи, так меня не любил, Сэм. Я думал, что мне это не нужно. И тогда я понял, что был неправ.
— Нужно мужество, чтобы признать, что ты неправ, — поддразнила я, поерзав у него в паху. Мой тон был легким, но я дала ему почувствовать, сколько радости доставили мне его слова.
Его руки сжали мои бедра.
— Прекрати отвлекать меня, или я не расскажу тебе последнее.
Я остановилась и виновато на него взглянула.
— В тот момент, когда ты ушла, я сказал себе, что просто дождусь тебя, уволю и вернусь к своей жизни. Но затем ты вернулась, выглядя такой теплой, красивой и сексапильной, и все, о чем я смог думать — как правильно, что ты здесь, со мной.
У меня на глазах выступили слезы.
— О, Пэйн, это самое лучшее, что мне когда-либо говорили. Это так мило, и я так рада, что ты наконец-то вытащил голову из задницы и понял, что я лучшее, что когда-либо с тобой случалось.
Он засмеялся и поцеловал меня.
— Я знал, что ты не дашь мне задрать нос до потолка.
— Конечно, это моя работа. Только… — я закусила нижнюю губу, пока он нежно не освободил ее легким прикосновением своего большого пальца. — Теперь я вернулась к смертной жизни. Раньше я не думала об этом, но если ты собираешься жить сотни лет, думаю, что я хотела бы прожить их с тобой. Можно ли как-нибудь вернуть мое бессмертие?
Его рука, обнимавшая меня за талию, притянула меня ближе. Сожаление, которое кипело в нем, опять поднялось, пока мне не захотелось плакать.
— Боюсь, что нет никакого разумного способа.
— Прекрати обвинять себя в этом, — сказала я, прижавшись к его руке, чтобы лучше его видеть. — Ты не отвечаешь за мои действия.
— Если бы я не сказал, что ты не нужна мне как Возлюбленная…
Я прижала палец к его губам.
— Пэйн, это было мое решение. У меня был выбор, и я его сделала. Ты не виноват.