Черная обезьяна - читать онлайн книгу. Автор: Захар Прилепин cтр.№ 22

— Ну-ка, посмотрим, — сказал я и раскрыл азбуку.

Она была необычной — буквы там располагались не в алфавитном порядке, а вразброс, только начиналось с «А» и заканчивалось «Я», а дальше всё шло наперекосяк, будто в строгий порядок букв упал камень и все рассыпал.

Букву «А» иллюстрировала девушка, которая, раскрыв пухлые Алькины губы, повторяла: «А… А… А…»

— Какие слова на «А»? — спросили у меня, и я чуть было не назвал одно имя.

— А… — завис я с этим именем на губе и, перебирая какую-то «аэролябию», бессмысленную «ассу» и не нужную никому «аритмию», долго не мог вспомнить ни одного нормального слова, начинающегося с первой буквы алфавита.

— Автобус! — подсказали мне. — Арбуз! — и ткнули пальцем в арбуз на картинке, который был больше, чем автобус.

— Действительно, — согласился я.

После «А» шло «У», почему-то с той же девушкой, тихо повторявшей: «У… У… У…»

Вокруг девушки в беспорядке валялись утюг, улей и бежала прочь жизнерадостная утка.

Я эмигрировал с этой страницы на «О», но там увидел то же в блаженной бессмысленности застывшее лицо, сделавшее губы кружком «О… О… О…»

Я молча смотрел в эти губы. На картинке можно было различить розовый язык.

— Пап, пельмени, — попросили, наконец, дети.

У них даже майонез на мордочках засох и заветрился, пока я смотрел в рот с буквой «О».

Мы сжевали еще по паре пельменей и пошли к согласным.

Иллюстрацией к букве «С» была соха, которую я последний раз видел четверть века назад. Для доедающих пельмени соха имела столько же смысла, сколько синус или секвестр.

На букву «М» нам, естественно, показали мышку.

— «Мышка рыла норку, — прочел я вслух. — Норка мала. Норка суха».

— Какой неприличный текст, — заметил я сипло и снова отлистнул к губам, повторяющим: «О… А… О… У…».

«Ы» девушке почему-то не доверили произносить. А было бы любопытно посмотреть на розовогубую ладу, повторяющую со стеклянными глазами: «Ы! Ы! Ы!»

К букве «Л» нарисовали вертикально торчащий лук.

— У нас лук, — прочел я вслух, слегка содрогаясь в муторном отвращении. — У. Нас. Лук. Наш лук сух.

— Наш лук сух. Сух наш лук. Лук наш сух, — повторил я сам себе, чувствуя вкус лука на зубах.

Путешествие по азбуке завершилось на букве «Л».

«У Лоры шары, — сообщила книга. — Лора мыла шары. У Лоры сыро».

Я сглотнул слюну и, слегка задыхаясь, прочел:

— «Егор и Лора ходили в лес. Там высокие ели. В лесу живут ежи. Но Егор и Лора их не видели».

На тарелках лежали последние и слегка, казалось, заледеневшие пельмени.

— Знаете что, дети…

Огорченно он:

— Что?

Слезно она:

— Что?

— Папе нужно сходить за сигаретами. Я быстро. За сигаретами — раз, и сразу обратно. А вы пока ложитесь.

Набрал ее, едва захлопнулась дверь квартиры.

— Аля, — сдавленным голосом позвал я. — Мне надо приехать.

— Приезжай, — прошелестела она.

— У Лоры шары. Лора мыла шары, — бубнил я, сбегая по ступеням подъезда. — Лора и Егор ходили в лес, но ежей не видели. Им не до ежей. У них шары. У них сух лук. Норка у них.

Я нажал кнопку парадной двери, замок щелкнул, и мы столкнулись лицом к лицу с женой.

— Ты что? — спросила она.

— Паши, соха. Коси, коса. Жужжи, оса, — сообщил я. Обошел ее, как соляной столб, и сбежал вниз по ступеням.

— Я за сигаретами, — сказал снизу громко.

На улице сделал стремительный танцевальный круг, кажется, это был фокстрот.

— Наш лук сух, — сообщил я водителю тормознувшей возле меня машины.

Тому было все равно.

Про шары я смолчал, раз так.

В дороге, не умея сдержать себя, я написал ей несколько эсэмэс, спросив про то, где бывают шары, сыро, мыло, а она ответила обо всем, и опять ответила, и еще раз, и еще.

А потом вдруг замолчала. Я все вытаскивал телефон, тупо смотрел в него, но там никак не высвечивался желтый квадратик, сигнализирующий о поступлении новой порции блудливых слов.

Уже находясь у подъезда, я позвонил ей.

— Ы. У. О, — поприветствовал я Алю.

— Кто это? — спросила она почему-то шепотом, хотя я наверняка определился.

— Слушай, всё время забываю номер твоей квартиры, — сказал я.

— У меня мама неожиданно приехала, — ответила Аля всё тем же свистящим шепотом, еще и воду, услышал я, включила. — Тебе не надо ее видеть!

— Что у тебя с мамой? — весело спросил я. — Что-то не так? Твоя мама не в себе?

Алька хохотнула — прозвучало, как будто железо скользнуло по железу.

— Всё, погуляй немножко, — попросила она и отключилась.

Я задрал голову вверх, словно ожидая увидеть маму парящей в воздухе на уровне седьмого этажа.

Обошел вокруг дома, заглянул в маленький магазинчик, почитал названия пивных бутылок, пачек печенья и банок варенья.

— Что вам, молодой человек? — спросила продавщица, когда она обслужила очередного покупателя и мы остались наедине.

Я с сомнением посмотрел на продавщицу, представляющую собой как бы еще одно мучное изделие, обретшее голос. Скользнул взглядом по прилавкам и вдруг увидел уголок с детскими игрушками, едва заметный за рядком несусветной косметики, которой пристало раскрашивать только труп.

— Вот это дайте, — ткнул я пальцем в непонятное животное.

«Детям принесу», — подумал заботливо, в следующую же секунду добавив шепотом: «…папаша…» — тем самым тоном, каким говорят: «Полюбуйтесь на эту прелесть».

Положил извлеченную из-под стекла прилавка игрушку в карман легкого своего пиджака и уже на всех основаниях, как оправдавший надежды покупатель, решил еще раз осмотреть представленные товары, но в кармане зазудел телефон.

— Приходи, — выдохнула Аля.

— Ы, — ответил я.

Чаще всего мы даже не разговаривали, а сразу начинали целоваться в прихожей.

На ней было совсем свежее, даже прохладное еще белье — наверняка, она надела его за пять минут до моего прихода.

И через семь минут сняла.

Главный хохотал, но раздраженно.

Сразу заболела голова: словно кто-то держит над теменем пакет с пустой тарой и непрестанно трясет им.

Я то приближал трубку к уху, то отдалял ее.

— Зачем ты ходил к Шарову? — спросил он.

— Слатитцев, что ли, позвонил? — поинтересовался я.