Я вошла в просторный кабинет. Да, да, именно
кабинет, по-другому горницу и не назвать. Стен не было видно, повсюду, от
потолка до пола, шли книжные полки. Я узнала знакомые, еще советские, издания
Л. Толстого, Ф. Достоевского, А. Чехова, О. Бальзака, Э. Золя, Дж. Лондона, К.
Федина, К. Паустовского. О! Да у Захаркиной полно детективов. Надо же, она, как
и я, обожает Рекса Стаута! Приключения Ниро Вульфа и его верного помощника Арчи
Гудвина представлены в разных переводах!
Хозяйка, сидевшая за большим письменным
столом, заваленным бумагами, подняла голову и недовольно спросила:
– Чего тебе? Если беременна, езжай к
врачу, абортами я не занимаюсь.
– Нет, нет, – ответила я, –
ничего криминального! Я пришла из-за Жози.
Женщина сняла очки, делавшие ее похожей на
сову, и удивленно переспросила:
– Жози? Первый раз о такой слышу! Что у
тебя болит? Опиши симптомы.
– Ничего не болит, – засмеялась
я. – Жозя – это женщина. Вы ее, очевидно, знали под именем Антонина
Михайловна Колоскова.
– Ах, Антонина Колоскова… –
протянула Захаркина. – И кем ты Акуле приходишься?
– Акуле? – переспросила теперь я.
– Царица Колоскова, подпольная кличка
Акула, – без тени улыбки перечислила Людмила, – бессменный
руководитель института, идейный вдохновитель и палач. Триедина в одном лице,
почти бог, извини за кощунство.
– Насколько я знаю, в заведении
начальствовал Матвей Витальевич, – продемонстрировала я свою
осведомленность.
– М-да, – крякнула Захаркина, –
оно верно. Да не так. Вот тебе пример. Идет у нас Ученый совет, то да се,
обсуждается диссертация, ну, к примеру, Ивановой Тани. Все замечательно,
Иванову почти допустили к защите, остается лишь проголосовать. Матвей не
скрывает своего положительного отношения к работе Татьяны, произносит пламенную
речь о необходимости вливания в науку новой крови и т. д. и т. п. И
вдруг!
Людмила, словно опытная актриса, выдержала
паузу и продолжила, разыгрывая сценку в разных ролях.
…Открывается дверь, просачивается Леся Фомина,
помощница Матвея, не обращая внимания на цвет института, восседающий за столом,
она подкрадывается к ректору, шепчет ему что-то на ушко. Он встает и объявляет:
– Перерыв, товарищи. Перед голосованием
следует выпить чаю, вижу, все устали.
И ходу в свой кабинет, а там уже ждет мужа
Акула. Она Матвея одного не оставляла, везде за супругом ниткой вилась.
Через сорок минут члены совета снова в зале
заседаний. Но что произошло с Колосковым? Отчего Матвей зол? Более того, он
берет слово и заявляет:
– Прежде чем голосовать, еще раз
подумаем! Может, Татьяне Ивановой следует лучше поработать? Кандидатская
сыровата, материал не впечатляет и т. д. и т. п.
– У нее срок аспирантуры
заканчивается, – не к месту вставляет научный руководитель Ивановой.
– И что? – багровеет Матвей. –
Это не повод для засорения рядов ученых случайными людьми. Можно остепениться и
позднее. Я – против поспешных защит. Кто за?
После голосования выясняется: все против, даже
научный руководитель бедной аспирантки. Опля! Судьба Ивановой решена, три года
учебы коту под хвост, Таня из Ростова, ей туда и возвращаться. Выйдет на
работу, диссер некогда переделывать, потом семью заведет, дети пойдут… Какая
кандидатская? Акула за полчаса Матвея перезагрузила. Ей Иванова не понравилась!
– Почему? – оторопела я.
Захаркина пожала плечами:
– Кто ж ответит? Может, Таня молода,
красива, хорошо одевается. У нее серьги дороже. А то вдруг в шубке в институт
пришла. Или в коридоре с Акулой столкнулась и не поздоровалась – без всякого
злого умысла: задумалась и мимо пронеслась… Поводы и причины можно разные
найти, вот только все они к науке отношения не имеют. Акуле власть над людьми
нравилась. И все это понимали. Многие делали ошибку – принимались перед ней
пресмыкаться, тапочки в зубах носили, думали, Императрица смилостивится. И
вроде вначале отлично получалось. Кое-кого даже на дачу в Евстигнеевку звали. А
вот затем наступало самое интересное. Только человек успокоится, расслабится,
подумает: «Уф! Дела на мази», – как ему на голову льется душ освежающий.
Либо его должностью обойдут, либо квартира новая мимо носа проплывет. Человечек
изумляется и к ректору бежит, дескать, объясни, дорогой Матвей, вроде мы
дружим, отчего же такая бяка приключилась… А начальство нахохлится и заявляет:
«Вот оно что! Странное у тебя понятие дружбы! Значит, решил за счет друга
профит поиметь? Я, наоборот, считаю, близким надо блага в последнюю очередь
раздавать, нечестно проталкивать своих, это не по-коммунистически. Больше в мой
дом не приходи, знаю теперь цену твоему приятельству».
– Здорово! – покачала я головой.
– Много интересного у нас
случалось, – согласилась Людмила Захаркина. – Теперь представься. Ты
кто? Зачем пришла?
– Меня зовут Виола Тараканова, –
ответила я, – работаю в одном издательстве, которое получило грант на
книги о великих ученых. Наш главный редактор составил список лиц, о которых
надо написать биографические повести. Только не спрашивайте, где он взял листок
с именами, этого не знаю. Мы готовим серию, альтернативную «ЖЗЛ»,
[11]
поэтому тех, кто упоминался в ней, брать не хотим. Один из кандидатов в главные
герои Матвей Колосков.
Глава 18
Людмила взяла со стола пачку сигарет,
закурила, потом вдруг засмеялась:
– Да уж! Остается тебя пожалеть. А ко мне
зачем притопала?
– Колоскова нет в живых, его уже не
расспросишь.
– Верно, – согласилась Захаркина.
– Жозя, простите, Антонина Михайловна
память почти потеряла.
– Притворяется, – решительно заявила
Людмила, – она гениальная актриса. Колосковой следовало на сцену идти, она
зарыла талант в землю.
– Нет, у нее точно проблемы, –
принялась я защищать Жозю.
Людмила раздавила в пепельнице недокуренную
сигарету.