Патологии - читать онлайн книгу. Автор: Захар Прилепин cтр.№ 41

- Вы чего, мужики? - спрашивает он уже с земли, трогая висок и глядя на замазанную красной мокротой ладонь. Вместо ответа Андрюха-Конь наносит ему удар под ребра ногой.

- Ребят, мы свои, не убивайте его… - просит солдатик, боязливо трогая Суханова; малый, кажется, по пояс Андрюхе, ну может быть, чуть повыше, чем по пояс, но весит явно килограмм на сто меньше.

Прапор тянется рукой к поясу, я вижу на поясе красивые ножны, - «здесь, поди, резак надыбал», - думаю я, делая шаг к прапору, совершенно не боясь его - что может сделать эта пьянь! Андрюха-Конь, опережая меня, наступает прапору на руку и, нагнувшись, легко, как у ребёнка, отнимает извлеченный из ножен резак, и какое-то время рассматривает его, не убирая ноги с длани прапора, шевелящей в грязи корявыми пальцами. Прапор неожиданно резво поворачивается на бок, и вцепляется зубами в лодыжку Андрюхи.

- Ах, ты… - ругается Суханов, рванувшись, да так и оставив в зубах прапора кусок комка. Андрюха со злобой бьёт ногой в лицо лежащему, и я удивляюсь, как голова прапора не взлетает подобно мячу, и не делает красивый круг, помахивая ушами на солнышке…

- Хорош, Андрей, - урезонивает Коня Язва, - Убьёшь…

Прапор ещё жив, и, раскрывая склеенные кровавыми соплями, в которых белеет зубное крошево, скулы, мычит.

- Прокусил, гнида! - злится Андрюха-Конь, - Может, он бешеный? Эй, как тебя, - зовёт он солдатика, - прапор не бешеный?

- Не понял, - отзывается солдатик пугливо.

- Ну, пену не пускает? Не воет по ночам?

- Нет, вроде…

- Дай-ка ствол, - просит Язва у меня автомат прапора.

Язва отсоединяет рожок у автомата и кладёт его в карман. Передёргивает затвор, и пуля, сделав сальто, падает на землю. Стёпка ее подбирает.

Язва снимает крышку ствольной коробки, и как следует замахнувшись, кидает ее куда-то за ограду. Следом летит возвратная пружина. Куда-то в противоположную сторону улетает затворная рама, газовая трубка и цевьё.

Пламегаситель даётся тяжело.

- Грязный какой ствол, а… - ворчит Язва.

Пламегаситель улетает в развалины.

- Ну-ка, Андрей, ты запусти… - просит Язва Коня, подавая ему голый остов автомата. Андрюха, как сказочный молодец размахивается; автомат летит неестественно далеко и падает куда-то в кусты за развалинами.

- Ну, пойдем? - говорит Язва таким тоном, будто мы только что сделали что-то очень полезное.

- Мужики, а как я? - спрашивает солдатик.

- Иди и доложи командиру о произошедшем… - говорит Язва строго и серьёзно, хотя я чувствую, что он дурит, и вообще очень доволен.

Благодушной оравой выбредаем на улицу селенья. Впереди маячат наши плечистые товарищи. Гудит БТР.

Открываю лоб сентябрьскому чеченскому ветерку. Кажется, нам опять повезло…

Когда мы были вместе, Даша спасала меня от моих ужасов. Но, вернувшись к себе домой, - оставшись в одиночестве, я не справлялся с припадками.

Валялся дома, смотрел в потолок. Вскакивал, клал себе на шею пудовую гантель, начинал отжиматься. Отжимался и кричал:

- Рраз! Два! Три! Ррраз! Два! Три!

Потом снова лежал на диване, - руки на сгибах локтей алели жилками, - отжимаясь, я рвал капилляры.

Потом выпивал стакан водки и снова лежал.

Часы прокручивались медленно, как заводимый ручкой мотор заледеневшего автомобиля. Закрывал глаза, и картинки ее прошлого разлетались колодой карт брошенных в пропасть. Мелькали бесконечные вальты… и ещё: ножки, грудки, губы, затылок, подрагивающие лопатки. Физиологические бредни оккупировали мозг.

Я наливал себе холодную ванну и ложился в нее. Ходил по квартире, оставляя холодные следы, ёжился, пьяно косился на зеркало, отстранёно наблюдая, как страдает мой лирический герой. Одевался, снова ехал к Даше. Трезвел в дороге. Бормотал, кривил губы и крутил головой в электричке, выходил на перроне вокзала Святого Спаса, бежал к трамваю.

Подходя к ее дому, я пытался посмотреть вокруг глазами моей Даши, возвращающейся домой, - тогда, в один из дней вне и до меня. В голубых джинсиках, только что выебанная, ленивая, между ножек уже подтекает сперма, трусики мокрые и джинсики в паху приторно пахнут.

Что она думала тогда? Улыбалась? Шла, как ни в чем не бывало? Хотела скорее замочить, посыпав голубым порошком, нежно-белый комочек измазанной ткани, принять ванну и лечь спать?

Подходя к дверям ее квартиры, я никогда сразу не звонил. Ящик в углу лестничной площадки, припасенная в недрах ящика для себя, задёрганного, сигарета. Затяжки глубокие, как сон солдата, нервные пальцы исследуют поверхность небритой щеки.

Ее мужчины не были призраками, - они наполняли пространство вокруг меня. Они жили в нашем, завоёванном нашей любовью, городе. Они ездили на тех же трамваях, переходили те же улицы. Гуляя с Дашей, мы проходили мимо их домов. Домов, где бывала она; позволяла себя целовать, трогать, сжимать, жать, мять, рвать… «Тихо-тихо», - говорила она им, возбужденным. Позволяла себя раздевать: свиторок через голову, с трехсекундным отрывом от губ; джинсики сползали с трудом, - запрокинувшись на спину, подняв вверх ножки, она любезно предоставляла партнеру право и возможность снять их с нее; трусики, невесомые, падали возле дивана; со второй или с третьей попытки расстегивался лифчик, выпадали огромные, ослепительные грудки, белые как мякоть дыни, с потемневшими от возбуждения сосками, похожими на полюса спелого арбуза.

Эти мужчины, они были всюду. Я чувствовал их запах, ощущал их присутствие. Их было слишком много, для того, чтобы нам всем хватило места в одном городе.

Как я узнал об их существовании? От неё.

Как-то мы зашли в кафе, я заказал себе пива, она заказала себе несколько блюд, названия которых я не знал; пока я курил и разглядывал себя в зеркалах, время от времени довольно косясь на ее строгое лицо, принесли заказ. Осторожно касаясь вилочкой белого мясца сладкого морского зверька, она заявила с присущей ей легкостью:

- Знаешь, я сегодня сосчитала всех… - здесь она сбавила скорость разогнавшейся было фразы, - своих… - она ещё чуть-чуть помедлила, - мужчин. Если у тебя такое же количество женщин, значит, у нас с тобой начался новый этап.

- Ну и сколько их у тебя… получилось? - хрипло, как водится в таких случаях у мужчин, спросил я.

- Угадай.

- Пятнадцать, - быстро ответил я, внутренне решив, что сразу назову оптимальную цифру. Всё-таки ей было едва за двадцать лет, она совсем недавно окончила советскую, исповедующую пуританство и строгие нравы, школу.

Она отрицательно покрутила головой.

- Меньше? Больше? - спросил я нервно.

- Больше, - легко ответила она.

- Двадцать, - с трудом выдавил я.

- Больше.