Зимняя битва - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Клод Мурлева cтр.№ 49

– Правда, – подтвердила Милена. – Боюсь. Но сегодня, когда здесь Хелен, пожалуй, решусь.

– Правда?

– Правда.

Дора вышла в соседнюю комнату и вернулась с черной виниловой пластинкой в конверте, которую подала Милене:

– Вот, это все, что у меня есть, да еще те несколько фотографий, что я тебе показывала. Главное мое сокровище. Они были спрятаны в чемодане, который я оставила на хранение друзьям, когда покинула столицу вместе с Евой. И хорошо, что оставила. Мою квартиру обшарили и унесли все подчистую. Кроме пианино – нетранспортабельное, что поделаешь! И знаешь, Хелен, что еще эти идиоты оставили?

– Рукопись Шуберта?

– Точно! Единственное, что им стоило бы взять, не будь они такими тупыми! Сколько лет прошло, а до сих пор смешно!

Милена перевернула конверт, на лицевой стороне которого была только картинка – какой-то розовый букетик. Она тихонько прочла вслух:

– «Высококачественная запись… Симфонический оркестр… Контральто: мадемуазель Ева-Мария Бах…» Так ее называли «мадемуазель»?

– Да. Ей тогда и двадцати пяти не было, не забывай. И не замужем…

– Но я у нее уже была?

– Была. Тебе тогда год исполнился, насколько я помню. Щечки такие круглые, и…

– Вообще-то не знаю, хватит ли у меня храбрости… Фотографии еще ладно, но голос…

Пластинку взяла Хелен, и Хелен же поставила ее на проигрыватель, с которого Дора откинула тяжелую лакированную крышку. «Высококачественная запись» немилосердно трещала и скрежетала. Дора повертела настройку, уменьшив громкость насколько возможно.

– Соседи у меня надежные, но мало ли что, вдруг у них гости…

Скрипки играли увертюру, и ожидание было для девушек почти невыносимым. Словно вот-вот откроется дверь и войдет Ева-Мария Бах. Наконец зазвучал и голос, далекий и проникновенный:

What is life to me without thee?

What is left if you are dead?

Милена, сама не своя, закрыла лицо руками и не шелохнулась до конца арии. Хелен слушала, завороженная глубиной и выверенностью полнозвучного контральто. Теперь она понимала, насколько молода еще ее подруга в сравнении вот с этим. Дора улыбалась, а глаза у нее влажно блестели.

What is life, life without thee?

What is life without my love?

– Мне на сегодня хватит, – прошептала Милена, когда отзвучала последняя нота. – Дальше как-нибудь в другой раз послушаю.

Все трое вытерли слезы, смеясь тому, что вытащили платки одновременно.

– Ну и что ты об этом думаешь? – спросила Дора, заботливо убрав пластинку в конверт.

– Думаю, мне еще работать и работать…

– Правильно. Тогда, значит, за дело?

– За дело.

Когда Хелен с Миленой возвращались из старого города, уже зажглись фонари. Девушки выбрали кратчайший путь – узкими крутыми улочками, каменными лестницами. Выйдя на площадь перед рестораном Яна, они, к своему удивлению, столкнулись с Бартоломео, который тоже откуда-то возвращался, обмотавшись огромным черным шарфом.

– Барт, – окликнула его Милена, – Хелен хотелось бы услышать, что ты знаешь про Милоша.

– Пошли, Хелен, – сказал юноша, – пройдемся немного вдвоем, я тебе все объясню.

Они расстались с Миленой и направились к реке. Прошли по набережной и остановились, сами того не ведая, перед скамьей, на которой сидел Два-с-половиной, когда на него обрушился глушитель Голопалого.

– Прости, что раньше не рассказал, – начал Барт, – но я никак не мог решиться.

– Настолько все непросто?

– Да. Но, во-первых, вот что: господин Ян с самого начала был уверен, что Милош жив.

– Почему он так уверен?

– Он знает людей Фаланги и их образ действий. Если они так поспешно увезли Милоша в санях, значит, он был жив, иначе они зарыли бы его в снег метрах в ста от хижины, и вся недолга. Они не из тех, кто стал бы цацкаться с трупом врага.

В глубине души Хелен и сама так думала. А главное, независимо от доводов рассудка, она сердцем чуяла, что ее друг жив. Всем существом чуяла. Иначе как могла бы она мысленно разговаривать с ним то и дело и ночью, и средь бела дня, как могла бы поверять ему свои тайны, свои горести и радости?

– Позже, – продолжал Бартоломео, – господин Ян через своих людей получил подтверждение: Милош действительно жив. Но дальше дело обстоит хуже, поэтому я и не решался тебе рассказать.

– Говори, – сказала Хелен. Ее пробрала дрожь.

– Так вот, – начал Бартоломео, – они его «спасли» и вылечили не просто так, а с определенной целью.

– С какой?

– Ладно, повторю тебе то, что сказал мне господин Ян, так будет проще. Люди Фаланги презирают слабых и проигравших. Таких они уничтожают, не задумываясь, как выбраковывают дефектных животных из помета. Но сильных они уважают. Так вот, Милош, по их меркам, – сильный. Он это доказал, убив Пастора. Кроме того, они выяснили, что он занимался борьбой. Так что они оставили его в живых, вылечили и собираются использовать в битвах.

– В каких битвах? – прошептала Хелен, чувствуя, как вся кровь отхлынула от сердца.

Как безболезненно объяснить такое варварство – арена, смерть, превращенная в зрелище? Бартоломео очень старался, но, как ни смягчал выражения, ничего, кроме страшного, невыносимого, сказать не мог: нет, избежать битвы невозможно. Да, один из двоих должен умереть. Нет, пощады не дают. Никогда.

– Зимние битвы начнутся через месяц, – заключил он, чтоб ничего не оставить недосказанным. – И Милош участвует.

Какой-то миг он надеялся, что Хелен влепит ему пощечину за такие мерзкие слова. Ему этого даже хотелось, настолько он был себе противен за то, что пришлось сказать.

– И что нам теперь делать? – с трудом выговорила она.

– Не знаю, – сказал Бартоломео. – Мы, конечно, думали, как его выручить, но туда не подступишься. Лагеря охраняются войсками.

– Значит, ничего-ничего нельзя сделать? – Хелен заплакала.

– Можно. Господин Ян говорит, мы не должны отчаиваться. Он говорит, что «лед тронулся».

– Лед тронулся?

– Да. Подполье уже несколько месяцев на взводе. Это тайна, я не должен был тебе говорить, но что уж теперь…

– Что это значит? Будет восстание? Когда? Раньше, чем начнутся зимние битвы? Барт! Ну скажи!

– Я почти ничего не знаю, Хелен. Что-то мне доверяют по мелочи – потому, что меня зовут Казаль, потому, что я сын своего отца, – но мне же всего семнадцать, понимаешь, а не шестьдесят, как Яну! Если я еще что-нибудь узнаю, все тебе скажу. Слово!

«Слово»! Бессознательно он сказал это совсем как Милош. Хелен уткнулась лбом ему под мышку. Он был такой высоченный! Бартоломео ласково погладил ее по голове.