– поздновато домой являешься и в каком
виде! Бомжиха, да и только!
– Здравствуй, Вика, – пробормотала
Катя, стаскивая ботинки, – а ты, как всегда, прекрасно выглядишь, прическа
новая, очень к лицу.
Виктория кинула быстрый взгляд в зеркало. Ее
волосы теперь выглядели слегка экстравагантно, но не более того. Изумрудно-зеленый
оттенок исчез, пряди приобрели темно-каштановый цвет. Впрочем, многочисленные
кудри исчезли, голову украшала суперкороткая стрижка, такую носит Ирина
Хакамада.
– По-моему, молодит, –
удовлетворенно заметила дама и принялась долго, с ужасающими подробностями,
очень громко рассказывать о своем посещении салона «Велла». Впрочем, ее никто
не слушал. Катя ушла в ванную, Юля с Сережкой на кухню, а мы с Киркой
отправились в гостиную.
– Как на этом играют? – спросил
мальчишка.
– Поможешь достать из футляра – покажу.
Через десять минут я придвинула стул и
привычно подняла руки. Интересно, сумею ли извлечь хоть какой-нибудь звук? Мои
пальцы потеряли былую нежность, только мизинцы остались без порезов. А вот
мизинцы-то как раз и не участвуют в игре на арфе.
При первых тонах Кирка возбужденно захлопал.
Окрыленная, я принялась щипать арфу, струны слегка разболтались, но звучала она
вполне прилично.
В комнату вошли Юля с Сережей, следом вбежали
собаки. Я сосредоточенно дергала за струны. Внезапно в музыку вплелся
посторонний звук. Прямо возле моих ног, закатив глаза, покачивалась Муля.
Мопсиха раскрыла пасть и самозабвенно подпевала Сен-Сансу, через секунду к ней
присоединились Ада и Рейчел. Из ванной доносился шумный плеск воды, из коридора
– громкий голос Виктории, рассказывающей о победе над администраторшей «Веллы»,
собаки выли на разные голоса, арфа бренчала, дети стояли с раскрытыми ртами, и
я была абсолютно, совершенно, до одури счастлива.
На следующий день, в десять утра, вымытые,
причесанные, пахнущие духами, мы сидели в небольшом кабинете майора Костина.
Владимир Иванович окинул нас быстрым взглядом и сказал:
– Ну, милые дамы, следует отметить –
сегодня вы выглядите намного лучше, чем вчера, помолодели, посвежели, просто
майские розы.
– Завтра мы будем еще лучше, –
отрезала Катя и спросила: – Может, сразу к делу?
Костин рассмеялся:
– Вот-вот, именно такой я вас себе и
представлял.
– Надеюсь, оправдала ожидания, –
фыркнула Катя. – Кстати, что со Славой?
– Жить будет, – заверил
Владимир, – вылечат, а потом предстанет перед судом.
– Кто он такой? – не удержалась я.
Костин вытащил сигареты:
– Не возражаете?
– Нет, – хором ответили мы с Катюшей
и разом открыли свои сумочки.
– Скажите, Катерина Андреевна, –
завел майор.
Я невольно вздрогнула, ну надо же, у нас не
только фамилии, но и отчества одинаковые. Наверное, это судьба!
– Скажите, Катерина Андреевна, –
завел майор, – вы верите в рок?
– Господи, – обозлилась Катя, –
ну к чему подобные разговоры?
– К тому, – вздохнул майор, –
что в этом деле все так странно переплелось.
– Вы нам расскажете, что к чему? –
робко поинтересовалась я. – Страшно хочется узнать правду.
– С небольшим условием, – усмехнулся
Костин, – мы произведем обмен информацией: вы честно ответите на мои
вопросы, а я поделюсь своими соображениями, идет?
– Идет, – снова хором ответили мы и
уставились на мужчину.
– Тогда слушайте, – сказал
Костин. – Основная трудность в данном деле состояла в том, что оно не
одно.
– Как это? – спросила Катя.
Костин покачал головой:
– Давайте забудем милую дамскую привычку
прерывать собеседника на каждом слове. Выслушайте меня терпеливо, а уж потом
вопросы. И начну я с Екатерины Андреевны. Сначала, чтобы полностью разобраться
в ситуации, нам придется спросить себя, что за характер у Кати? Потому что
вляпалась она в эту историю исключительно благодаря некоторым личностным
особенностям.
– Тоже мне, Фрейд нашелся, –
прошептала Катя. Но Володю оказалось не так легко сбить с толку.
– Значит, так, – завел он рассказ.
Жила-была в Москве девочка Катя. Папа у нее
работал в НИИ, а мама преподавала русский язык и литературу в школе. Хорошие
родители, добрые и любящие. Только отец рано умер, а мамуля целыми днями
пропадала на работе. Так что Катюша с детства была предоставлена самой себе. Но
она не горевала, с семи лет могла разогреть обед и убрать квартиру. Была у Кати
мечта – выучиться и стать врачом, да не простым, а обязательно хирургом. Но
путь к ее осуществлению оказался тернист. В первый год она не поступила и
отправилась на курсы медсестер. В институт попала, только отработав год в
Боткинской больнице, в реанимации. На руках уже был один ребенок, Сережка, а за
плечами неудачный брак.
Потянулись годы учения, Катюша работала как
одержимая, помогать ей было некому, мама к тому времени сильно заболела и
превратилась в почти беспомощного инвалида. Катя разрывалась между институтом,
домом и больницей, где лежала Анна Ивановна. Другой бы сломался и бросил
учение, тем более что в руках уже была отличная специальность медсестры. Кто
другой, но не Катя. Она выстояла, получила диплом, устроилась на работу в
хорошее место, да еще ухитрялась периодически выходить замуж. Только с семейной
жизнью ей катастрофически не везло, все браки рано или поздно заканчивались
разводом. Правда, связи с бывшими мужьями она не теряла, наоборот, знакомилась
с их новыми женами, детьми…
Основной радостью для Кати была работа, в
больнице она торчала с утра до вечера, частенько прихватывая и ночь. Последние
годы она стала довольно прилично зарабатывать, но никогда не делала разницы
между платными и бесплатными пациентами. Казалось бы, такой ритм жизни должен
был выработать у женщины вполне определенный характер: жесткий, даже жестокий,
к тому же профессия хирурга не располагает к сентиментальности. Но Катюша
оказалась жалостлива без меры. У нее просто щемило сердце, когда очередная
бабулька, брошенная родственниками, рыдала в палате. Частенько такие старушки
потом оказывались у нее дома, где жили месяцами в ожидании, пока у внуков
проснется совесть. Катя могла привести с улицы вконец опустившуюся бомжиху и
устроить ту в приют, дать денег в долг малоизвестному человеку и поехать ночью
через весь город к подруге, у которой внезапно заболело сердце.