Вздохнув, я кивнула. На самом деле я
совершенно не интересуюсь никакими сведениями про Евгеньеву, но не может майор,
занимающийся поисками убийцы, отказаться от информации!
– Мы учились в одном классе, –
начала Вера, – Котя, Мишка Рогов и я. В те годы я была такая страшненькая,
угловатая девица, выше всех, и страшно стеснялась своего роста.
Ни Котька, ни Мишка не считали меня за
девчонку, мы дружили как три товарища. У Коти крутилась любовь с соседкой по
квартире и тоже нашей одноклассницей Любкой Казанцевой. Потом мы разбежались по
разным институтам. Костик – в театральный, Мишка – в медицинский, я – в МИФИ.
– Куда?!
– В МИФИ, – спокойно повторила
Мартынова, – я всегда тяготела к математике, закончила школу с золотой
медалью и поступила на теоретический факультет.
Ну и ну! Вот тебе и глупенькая красавица.
– Но мы все равно дружили, –
продолжала Вера, – хотя встречались реже, чем раньше.
В двадцать лет Вера похорошела необычайно.
Миша Рогов не заметил превращения бывшей одноклассницы в красавицу, а Костик неожиданно
влюбился. Так начался странный, не похожий ни на что роман. Примерно полгода
они дико обожали друг друга, не расставались ни на минуту, потом вдруг
наступило охлаждение. Котик завел другую, Вера выскочила замуж. Три года спустя
они снова кинулись в объятия друг друга… Можно сказать, что все четыре брака
Мартыновой распались из-за Коти.
– Просто наваждение, – грустно
улыбалась Вера, – вроде все похоронено, костер погас, становимся добрыми
друзьями. У него – баба, да не одна, а штуки три сразу, у меня – отличный муж,
с деньгами и положением. Вдруг… раз, что-то щелкает, и мы вновь в одной
кровати. Месяц-другой пройдет, и все заканчивается. У него – женщины, я опять
замуж.
Но периодически просыпавшаяся страсть не
мешала Вере и Косте быть друзьями. Затем Мишка Рогов познакомил их со своей
женой Акулиной.
– Ту просто перекашивало при виде
меня, – смеялась хозяйка, – белела от злобы. Да и понятно.
Единственное, чего Акулина хотела, – так это денег.
Она и за Рогова выскочила в надежде на
баснословные гонорары психиатра, но просчиталась. Увалень Мишка совершенно не
тревожился по поводу заработка и по большей части не брал у родственников
конверты, Акулине приходилось работать медсестрой и тихо исходить завистью,
глядя на шубы, драгоценности и наряды Веры. Да еще, словно назло, каждый
следующий муж Мартыновой оказывался богаче предыдущего.
– Она роман с Котиком завела только лишь
для того, чтобы мне хвост прищемить, – смеялась Вера, – вот глупая. Я
ее предупредила: «Аля, Костя больше года ни с кем не живет, Миша – надежный
супруг, а Котя, словно мячик, намазанный маслом, норовит из рук выскочить. Не
делай глупостей, лучше синица в руках». Ну и что? Вышло по-моему!
Привыкший помогать всем бывшим любовницам,
Котя предложил Акулине хороший приработок: посидеть возле своей больной матери.
Аля, оставшись одна, крайне нуждалась в деньгах и предложение приняла. Через
неделю к Анне Федоровне с продуктами приехал Слава.
– Он безумно похож на Костика, наш
уголовничек, – щебетала Вера, – ну одно лицо, бывает же такое. Вот Акулина
и решила, что настал ее час, и начала атаку на Славку. А тот на Котю только
лицом походит, внутри совсем другой, женщин побаивается, все с проститутками
общался… Такого охмурить как воды попить, вот Акулина и преуспела. До этого у
жадной Али постоянно случались неудачи.
Бог знает, где Аля познакомилась с Маратом
Рифалиным, но она принялась обхаживать банкира, притащила того в ресторан, где
Котя шумно справлял день рождения. Наверное, хотела похвастаться своей
принадлежностью к артистическим кругам, да просчиталась. Марат увидал Веру и
пропал, Мартынова, в то время свободная и только что завершившая очередной
виток любви с Катуковым, благосклонно глянула на владельца многомиллионных
капиталов, и Аля осталась за бортом.
– Понимаете теперь, почему она злобится, –
прищурив яркие глаза, поинтересовалась Вера.
Я вздохнула:
– Видите ли, они упомянули, что Марат в
их присутствии кричал, будто выстрелит Константину в лицо…
– Ну и что?
– Как – что? Именно так его убрали,
откуда они узнали?
– Между прочим, – отчеканила
Вера, – я сама узнала из газеты «Московский комсомолец», а там черным по
белому стояло – убит выстрелом в лицо. Марат – дагестанец, правда, всю жизнь
прожил в Москве, но кровь восточная, горячая, чуть что – топает ногами и
визжит: «Убью, зарежу, повешу, на фарш разделаю и котлеты пожарю…» А через
десять минут кольцо с брильянтами тащит – прости, дорогая!
– Вот только Славе и Акулине он пообещал
отрубить Константину руки, чтобы чужих жен не обнимал, так и вышло, а об этом
«Московский комсомолец» не писал, – тихо сказала я.
Вера нервно заходила по комнате.
– Поймите, Марат никак не мог убить Котю.
– Почему?
– Три недели тому назад мы решили с ним
начать жизнь сначала и уехали на Барбадос. Я вернулась только вчера и не успела
войти, как позвонила Аля. Кстати, когда я сказала ей, что выхожу замуж за
Марата, она стала весьма кисло выражать восторг. Рифалина просто не было в
Москве, и я подтвержу на суде его алиби.
– Дорогая, – проникновенно сказала
я, – богатые люди нанимают для черной работы киллера, и факт отсутствия
Рифалина непосредственно на месте преступления ни о чем не говорит…
– Он не убивал Костю, – твердо
сказала Вера.
– Отчего такая уверенность?
– Марат обожает меня и знает, как я
отношусь к Катукову. Конечно, Рифалин не испытывает к Константину никакой
симпатии. Но он понимает: если я, не дай бог, узнаю о его причастности к смерти
Коти, нашим взаимоотношениям конец. А больше всего на свете Марат боится
потерять меня, поверьте, это так. Представляете меру его любви, если этот
восточный по крови и менталитету мужчина готов жениться на мне, зная, что я ему
изменяла?
Повисло молчание. Вера села в кресло,
элегантно скрестила безупречные ноги и добавила:
– Не верю, что Марат говорил подобное
Славе и Але.
– Почему?
– Он неглуп, отличный финансист с гибким
трезвым умом, слегка вспыльчив, но не дурак. Такой не станет кричать налево и
направо о своих планах. Скорей всего вы правы, он нанял бы киллера и уж ни за
что бы не разоткровенничался со Славой и Акулиной. Они знакомы, встречаются на
различных тусовках, но тесной дружбы нет. С чего ему откровенничать?
– Но откуда они знают об отрубленных
руках?