— А он не дает ей думать ни о чем, кроме как о Кайриэне, — сказала Алвиарин. — Там положение почти столь же худо, как в Тарабоне и Арад Домане. В Кайриэне голод, и вдобавок каждый Дом борется за обладание Солнечным Троном. Порядок Моргейз восстановит. Но чтобы обезопасить трон от посягательств, потребуется время. А до того у Моргейз не хватит сил тревожиться о чем-то ином, даже о Дочери-Наследнице. И я поручила своему писцу время от времени отправлять послания — у нее недурно выходит подражание почерку Илэйн. Пока мы вновь не обеспечим должного контроля над Моргейз, она вряд ли сумеет что-либо предпринять.
— По крайней мере ее сын по-прежнему в наших руках, — улыбнулась Джолин.
— Вряд ли можно сказать, что Гавин в чьих-то руках, — резко заметила Теслин. — Эти его Отроки ввязываются в стычки с Белоплащниками на обоих берегах реки. Он едва ли не чаще действует по собственному усмотрению, чем по нашим указаниям.
— Скоро его приструнят, и он будет нас слушаться, — заявила Алвиарин.
Элайда вдруг почувствовала, что этот постоянно холодный рассудительный тон становится ей ненавистен.
— Кстати, о Белоплащниках, — вмешалась Данелле. — По-видимому, Пейдрон Найол ведет тайные переговоры, стараясь убедить Алтару и Муранди пойти на территориальные уступки Иллиану и тем самым удержать Совет Девяти от вторжения в эти страны.
Пребывая в безопасности, вдали от той пропасти, за которой пылает огонь войны, эти женщины трепали языками, рассуждая, не дадут ли переговоры Лорда Капитан-Командора излишне много влияния Детям Света и не стоит ли сорвать переговоры, чтобы Башня вмешалась и заменила этого посредника.
Элайда скривила губы. Всю свою историю Башня по необходимости вела себя чересчур осторожно — очень многие боялись ее, очень многие не доверяли ей, но никогда Башня не боялась никого и ничего. Теперь же в действиях Башни угадывался страх.
Элайда подняла взор на картины. Первая — триптих из деревянных панелей — изображала Бонвин, последнюю Красную, возведенную на Престол Амерлин тысячу лет назад. И этот же триптих являл причину, по которой с тех пор ни одна Красная не носила палантина — до Элайды. Бонвин, высокая и гордая, приказывает Айз Седай использовать Артура Ястребиное Крыло точно куклу. Бонвин, с надменным видом стоящая на белых стенах Тар Валона, осажденного войском Ястребиного Крыла. И Бонвин, жалкая и коленопреклоненная, перед Советом Башни — ее лишили палантина и жезла за то, что из-за нее едва не погибла Башня.
Многие терялись в догадках, зачем Элайде понадобилось вернуть триптих из кладовой, где он благополучно пылился столько лет. В открытую об этом не говорили, но кое-какие слухи до Элайды доходили. Им невдомек, что необходимо иметь перед глазами напоминание о цене, которую придется заплатить за ошибку или неудачу.
Вторая картина исполнена в новой манере — на натянутом холсте; это была копия наброска какого-то уличного художника с далекого запада, и она вызывала у видевших ее Айз Седай еще большее беспокойство. Среди облаков, что, вероятно, обозначало небо, сражались двое мужчин, оружием им служили молнии. У одного из сражающихся было огненное лицо. Второй был высок, молод, с рыжеватыми волосами. Вот он-то и внушал Айз Седай страх; взглянув на него, даже Элайда стискивала зубы. Она и сама не знала, то ли от ярости, то ли чтобы не стучали. Но со страхом можно и нужно бороться. Главное — держать страх в узде и не поддаваться ему.
— Тогда — все, — сказала Алвиарин, легко поднявшись с табурета. Остальные последовали ее примеру, поправляя юбки и шали. Кое-кто уже повернулся к дверям. — Через три дня я ожидаю…
— Разве я дала вам, дочери мои, позволение уйти? — в первый раз с того момента, как все расселись, заговорила Элайда. Все удивленно посмотрели на нее. Удивленно! Кое-кто вернулся к своему табурету, но без всякой спешки. И ни единого слова извинения! Слишком долго она сносила подобное отношение. — Раз вы уже стоите, то дослушаете меня стоя. — Те, кто собирался сесть, на мгновение в замешательстве замерли, и, когда они со смущенным видом выпрямились, Элайда продолжила: — Я не слышала ни слова о поисках той женщины и ее спутников.
Незачем было называть имя «той женщины», предшественницы Элайды. Все знали, кого она имеет в виду. А самой Элайде с каждым днем все труднее становилось даже мысленно упоминать имя прежней Амерлин. Та женщина виновата во всех ее трудностях. Во всех!
— Поиски осложнены тем, — ровным голосом промолвила Алвиарин, — что мы распустили слух о ее казни.
У этой Белой лед вместо крови. Элайда упорно смотрела ей в глаза, пока та не добавила запоздалого обращения «матушка», но голос ее был безмятежен, чтобы не сказать небрежен.
Элайда обратила свой взор на прочих, добавила в голос стали:
— Джолин, за поиски отвечаешь ты, как и за расследование обстоятельств побега. И в том, и в другом случае я слышала лишь жалобы на затруднения. Вероятно, ежедневная епитимья придаст тебе усердия, дочь моя. Напиши, какое наказание кажется тебе подходящим, и представь записку мне. Если я сочту епитимью… не слишком строгой, она будет увеличена втрое.
Вечная точно приклеенная улыбка Джолин исчезла, что весьма порадовало Элайду. Под пристальным взором Амерлин Джолин открыла было рот, но ничего не сказала и в конце концов присела в глубоком реверансе.
— Как прикажете. — Слова она точно цедила сквозь зубы с напускным смирением. Но сейчас и этого довольно.
— Что предпринимается, чтобы возвратить бежавших?
Пожалуй, тон Элайды был суровее прежнего. Возвращение Айз Седай, бежавших, когда низложили ту женщину, означало возвращение в Башню Голубых. И Элайда была уверена, что никогда больше не сможет положиться ни на одну из Голубых сестер. Вдобавок она знала, что никогда не заставит себя поверить той, которая бежала вместо того, чтобы приветствовать ее возвышение. Но в Башне не должно быть раскола, она должна вновь стать единой.
Задача вернуть беглянок лежала на Джавиндре.
— Тут тоже есть сложности. — Лицо Джавиндры оставалось как обычно спокойным, но она нервно облизнула губы, когда по лицу Элайды прошло облачко раздражения, и добавила: — Мать.
Элайда качнула головой:
— Дочь моя, я не желаю ничего слышать о трудностях. Завтра ты представишь мне записку с изложением всего тобою сделанного, в том числе и обо всех мерах предосторожности, предпринятых, чтобы мир не узнал о распрях в Башне. — Последнее было чрезвычайно важно — пусть на престоле новая Амерлин, но мир должен видеть Башню единой и сильной, как всегда. — Если тебе недостаточно времени на порученную работу, тебе, вероятно, лучше отказаться от своего места Восседающей от Красных в Совете. Мне стоит подумать над этим.
— В этом нет необходимости, Мать, — поспешно уверила ее Джавиндра. — Требуемый вами доклад будет у вас завтра же. Уверена, многие вскоре вернутся.
Ее уверенности Элайда не разделяла, как бы ей ни хотелось такого исхода, но Башня должна быть сильной, должна! Тем не менее, указание Элайды было принято к исполнению. Тревога читалась в глазах всех — но не Алвиарин. Если Элайда готова строго отчитать кого-то из своей прежней Айя и даже пригрозить, а с Зеленой сестрой, бывшей с ней заодно с самого первого дня, обращение стало суровей некуда, то, вероятно, они допустили ошибку, обращаясь с новой Амерлин, будто с неодушевленным парадным портретом. Пусть на Престол Амерлин ее усадили они, но отныне она — Амерлин. Еще несколько примеров в назидание в ближайшие дни, и они все усвоят. Если потребуется, Элайда вобьет это в голову каждой — она готова подвергнуть наказанию любую, даже всех, пока они не взмолятся о пощаде.