— Все будет хорошо, сердце мое, жена моя. — Она промолчала, и он спросил:
— Ты видела сон?
— Да, но о том, что случится не скоро, — ответила Алнора, — очень не скоро. Но в конце концов все уладится, все будет хорошо, и всем будет хорошо. — Трепетно улыбнувшись, она коснулась его щеки:
— Рядом с тобой, сердце мое, муж мой, я верю, что так и будет.
Джонай взмахнул рукой, подавая знак, который подхватили в задних рядах. Фургоны медленно тронулись с места. Айильцы покидали Паарен Дизен.
* * *
Ранд потряс головой. Это уж чересчур. Воспоминания и впечатления переполняли его сознание, теснились и путались. Смерчи поднимали сухую пыль, закручивая ее тугими спиралями. Воздух был расчерчен плотной сетью молний. Мурадин до крови расцарапал лицо и вцепился ногтями себе в глаза. Вперед!
* * *
Коумин стоял на коленях на краю вспаханного поля. Он был в рабочей серо-коричневой куртке, штанах и мягких шнурованных сапожках, точно так же как и другие. Их было десять Да'шайн Айил, образовавших кольцо вокруг поля, стоя друг от друга на два размаха рук. За спинами Да'шайн высились фигуры огир. Сквозь ряды солдат с шоковыми копьями, восседавших на бронированных джокарах, Коумин видел и другие поля, каждое из которых было замкнуто в такое же живое кольцо.
Над головой жужжал махолет. С виду он напоминал огромную черную осу, но Коумин знал, что внутри этого летательного аппарата находятся двое патрульных. Ему уже минуло шестнадцать, и женщины наконец решили, что его голос достаточно глубок и он может присоединиться к хору, исполняющему Песнь Семян.
Коумина всегда тянуло к воинам. Они зачаровывали его, как ярко расцвеченная и смертельно опасная ядовитая змея. Ведь воины — и люди, и огир — сражались и убивали. Чарн, прадед Коумина, рассказывал, что в прежние времена никаких воинов не было, но Коумин этому не верил. Как же, спрашивается, тогда отбиваться от троллоков и Ночных Всадников. Правда, Чарн твердил, что тогда не было ни троллоков, ни Мурддраалов, ни Отрекшихся и Предавшихся Тени. У него было полно историй о тех временах, когда Темный Повелитель могил был изгнан из мира и само его имя предано забвению, так же как и слово «война». Но Коумин не мог представить себе ничего подобного. Сколько он себя помнил, всегда шла война.
Впрочем, хоть он и не верил россказням Чарна, но слушал их с удовольствием, не то что другие. Многие хмуро косились на старика, когда тот принимался уверять, будто некогда служил одной из Отрекшихся — и не кому-нибудь, а самой Ланфир. Это ж надо такое выдумать! Сказал бы еще — Ишамаэлю. Коумин считал, что раз уж старик — мастер сочинять байки, то мог бы прихвастнуть, будто служил Льюсу Тэрину — величайшему из вождей. Конечно, всякий мог бы поднять Чарна на смех, спросив, почему же он нынче не служит Теламону, но что с того? Куда хуже недобрые взгляды горожан. Они и слышать не желали речей Чарна о том, что Ланфир — Ланфир! — не всегда была воплощением зла.
На краю поля появился огромный, выше и шире в плечах, чем любой огир, Ним. Коумин знал его, это был Сомешта. Гигант, окруженный облаком белых, желтых и голубых бабочек, ступил на взрыхленную и засеянную землю. Он шагал по полю, и за ним пробивались молодые ростки. Восторженный гул пробежал по рядам толпившихся вокруг горожан. Коумин знал, что в этой миг на каждое из соседних полей тоже вышел свой Ним.
Интересно, промелькнуло у него в голове, а что если порасспросить Сомешту? Уж он-то наверняка знает, что в рассказах Чарна правда, а что выдумки. Ведь он очень стар. Век Нимов невероятно долог, а некоторые утверждают, что они живут вечно и будут жить, пока на земле есть деревья. Но сейчас времени на посторонние мысли не было. Начиналась Песнь.
Первым, как и подобало, затянули огир. Их могучие басы казались голосами самой земли. Следом вступили айильцы. Голоса людей были выше, но мелодичней и глубже. Два напева слились воедино, Сомешта, уловив мелодию и ритм, начал свой танец. Раскинув руки, он заскользил по полю широкими, плавными шагами. Бабочки вились вокруг, взлетая и садясь на кончики его растопыренных пальцев. С соседних полей тоже доносились звуки Песни Семян. Коумин слышал это, но отстранение — они, как и ритмичное похлопывание собравшихся вокруг женщин, будто доносились откуда-то издалека. Песнь захватила его. Юноша чувствовал, как звуки свиваются в невидимую нить и уходят в землю, наполняя семена животворящей силой. Впрочем, уже не семена. Всюду, куда ступала нога Нима, из земли появлялись побеги земаиса. Песнь оградит растения от вредителей, сорняков и непогоды, они вымахают в два человеческих роста, и, когда наступит время, щедрый урожай заполнит городские амбары. Ради этого Коумин жил. Он был рожден, чтобы петь, и вовсе не жалел о том, что в десять лет в нем не обнаружили «искры» и не отобрали его для обучения. Конечно, было бы заманчиво стать Айз Седай, но тогда он не познал бы величайшего блаженства и торжества Песни.
Песнь замедлилась, звуки становились все тише и тише и наконец истаяли. Когда смолкли последние голоса, Сомешта сделал еще несколько танцующих шагов, и, пока он двигался, казалось, что мелодия висела в воздухе. Наконец он замер. Песнь была спета.
Коумин вернулся к действительности и с удивлением заметил, что толпившиеся вокруг горожане уже ушли, но задумываться о том, куда они по девались и почему, у него не было времени. Подбежали женщины и принялись радостно поздравлять певцов. Хотя Коумин должен был считаться взрослым, многие из них все еще порывались погладить его по головке, вместо того чтобы поцеловать в губы. Когда поздравления закончились и Коумин вновь огляделся по сторонам, он приметил стоявшего неподалеку воина. Солдат оставил где-то свое шоковое копье и снял боевой капюшон, но лицо его было скрыто под шлемом, сделанным в виде головы чудовищного насекомого. Поймав на себе любопытствующий взгляд юноши, солдат снял шлем. Карие глаза воина, молодого человека, который был не более чем пятью годами старше Коумина, встретились с глазами юного айильца, и тот поежился. Лицо воина было совсем молодым, но взгляд… Должно быть, его тоже отобрали для обучения в десять лет, подумал Коумин; как хорошо, что из айильцев не делают солдат.
Один из огир, по имени Томада, подошел и с заинтересованным видом обратился к воину:
— Мне кажется, воитель, вы получили новости. Я приметил оживление возле джокаров. Молодой воин немного поколебался, но ответил:
— Мы еще не имеем подтверждения, но думаю, что сообщение верное и я могу поделиться с вами радостной вестью. Нас известили, что сегодня на рассвете Льюс Тэрин и его Сподвижники нанесли решающий удар по Шайол Гулу. Потом связь прервалась, но я полагаю, что Каверна запечатана и большая часть Отрекшихся, а может, и все они — заперты внутри.
— Но это значит, что все кончилось! — возбужденно воскликнул Томада. — Хвала Свету, наконец-то.
— Да, — неуверенно и как-то невесело протянул солдат. — Скорее всего, так оно и есть… — Воин взглянул на свои руки и бессильно уронил их вдоль тела. — Местные жители прослышали об этом, когда вы пели, и, не удержавшись, тут же отправились праздновать. Если сообщение подтвердится, гуляние, пожалуй, затянется на несколько дней. Интересно, если… Нет, думаю, горожане не захотят, чтобы солдаты присоединились к ним. А вы?