От ее шепота по телу пробежали мурашки.
– Действительно, странно…
– Бедный мой, – сказала Габриэлла. – Как ты настрадался…
И вновь я ощутил ее загоревшееся тело, ставшее на мгновение единственным, ослепительным, пьянящим…
Это пришло ко мне ночью – так ясно и четко, что я мгновенно проснулся. Приподнялся на локте, вглядываясь в почти неслышно спящую Габриэллу.
Я никогда не знал этой женщины.
Никогда не знал ее. Никогда не спал с ней. Никогда не любил ее.
Эти дни были днями сумасшествия. Габриэлла была щедра и высокомерна, вспыльчива и холодна, ненасытна и изобретательна: она не могла наскучить, а ее великолепное тело – пресытить. Я совсем перестал следить за течением времени. Я перестал думать о будущем, о Королевском совете. Вообще перестал думать.
Понемногу Габриэлла рассказывала мне о прошлом, но хотя то, что я узнавал, было невероятным и, наверно, чудовищным, я и это воспринимал как данность, как какие-то исторические факты, которые происходили со мной, но теперь меня совершенно не касались.
Мы с Габриэллой были в заговоре против короля и, соответственно, против всей нашей семьи. И обладая дьявольским честолюбием, безрассудством и расчетливостью, в конечном счете стали виновниками смерти нашего брата. Габриэлла вступила в сговор с воинственным северным народом, уже давно косо поглядывающим на укрепляющийся Элджеберт, и подала мысль навести подозрение на Ганелону – через меня, которому Асмур слепо доверял. Мы же задумали и убийство короля во время одного из боев, хотя вовсе не наша заслуга, что оно произошло на самом деле.
От нее же я впервые услышал о знаменитой Королевской Шкатулке. Когда ребенку королевской крови исполнялся год, его относят в семейное святилище. Камень, который брал в руки ребенок, считался его талисманом и сопровождал хозяина всю его жизнь, даруя ему колдовские способности – ими была знаменита вся королевская семья. Я же, утратив свой талисман – бриллиант, – стал обыкновенным человеком, может, чуть сильнее, выносливее и умнее.
Хотя с последним можно было и поспорить.
Габриэлла влетела, разъяренная, как пантера, и оттого еще более красивая.
– Опять эта ведьма здесь, у Альберта!
– Кто? – сонно спросил я, отрывая голову от подушки.
– Да эта ведьма из Элджертона!
Услышав знакомое название, я сел. Слабость, мягкая слабость растекалась по мышцам.
– Что за ведьма?
– Отродье Ганелоны! Элджгеберта! – Габриэлла выругалась. Мне еще не приходилось видеть ее в такой ярости.
– Какая Элджгеберта? – тупо спросил я.
– Черт побери! – крикнула Габриэлла, блистая яростными прекрасными глазами. – Что ты спрашиваешь? Ведь ты же жил у нее в замке!
Я вставал, и Габриэлла глядела на меня, поднимая глаза. Наверное, с моим лицом что-то произошло, потому что она вдруг забеспокоилась.
– Я знаю, ты благодарен ей за приют, но она – наш заклятый враг. И… но ты что, спал с ней?
Я растерянно поглядел на нее и снова опустился на кровать.
– Почему ты решила, что Элджи… Элджгеберта – враг?
– Подумай, милый, – она наклонилась надо мной, говоря терпеливо-убеждающе, как непонятливому ребенку, – ведь это мы обвинили ее мать! Тем самым мы убили сразу двух зайцев – убрали Ганелону и нейтрализовали Альберта. Ах, если бы я тогда знала, что за отродье она вырастила!
– Мы…
Габриэлла заглянула мне в глаза и прижала мою голову к своей груди – но и там, в тепле ее роскошного тела, я сжимался от стыда, злобы и досады… Как я дал себя так провести, ведь все просто лежало на поверхности – все, все, все, вплоть до второго имени. Габи…
А Габриэлла все шептала, шептала успокаивающе, перебирая мои волосы:
– Не нужно, не нужно, не нужно тебе встречаться с ней… Они хотят отнять тебя у меня, любимый, но мы с ними справимся…
Я освободился, обнимая ее за талию.
– Но что она может сделать?
– Она ведьма! Ведьма! Она многое переняла у своей матери и многому научится в будущем, если ее не остановить… А если она узнает, кто оговорил Ганелону…
– Я все не могу понять, почему Асмур нам поверил.
– Этот простофиля ходил к Вещему Ворону и тот наплел ему что-то про предательство…
– Асмур тоже ходил к Ворону?
– Почему – тоже?
– Потому что и я там был. Ворон сказал мне – много лет назад.
– Да? – Ганелона, казалось, удивилась. – Ты не говорил мне об этом. А теперь – спи. Я справлюсь с ними сама. Выздоравливай, набирайся сил, они тебе скоро понадобятся…
– Я хочу помочь, – пробормотал я. Изумрудные глаза Габриэллы приблизились к моим. Она поцеловала меня. Как всегда, это длилось вечно и, как всегда, слишком мало…
Я в изнеможении откинулся на подушки. Во рту пересохло, и я осушил полный бокал вина. Сладкая истома-дрема вновь наползала на меня, нашептывая голосом Габриэллы: спи… отдыхай… не думай, не думай… все сделаю за тебя… не думай… не встречайся…
И я вдруг резко сел – так резко, что в голове зашумело. Про предательство друзей… но ведь и мне Ворон предсказывал то же самое. «Кто больше всех верит, тот больше и обманется». Пока получилось, что обманулся один Асмур, а я… я только обманул… или это все-таки произошло?…
Я застонал и прижал кулаки к вискам. Что-то не так было с моей головой – она не в состоянии была думать ясно, как раньше… не думай, не думай…
Комната качнулась у меня перед глазами. Двери оказались неожиданно далеко – они словно расплывались и таяли. Спать… как хорошо было бы сейчас прилечь отдохнуть…
совсем ненадолго… Я вытолкнул в коридор непослушное тело и съехал по стене вниз…
Жар опалил кожу лица – я замычал, невольно отодвигаясь и заслоняя глаза от яркого света. Факел держали так близко, что горячая смола обожгла мои пальцы.
– Вот спит герой, – сказал знакомый голос с неподражаемой интонацией.
Прищурившись, я различил протянутую руку. Ухватившись за нее и опираясь о стену, поднялся, прислонился спиной к холодному камню. Факел поднимался вслед за мной, придвинулся, опустился, и тот же голос встревожено произнес:
– Гордон! Ах, черт, Ашур, что с тобой?
Я вяло поднял руку, провел по лицу – его покрывал обильный липкий пот. Как я попал в этот темный коридор? Я никогда здесь раньше не был.
– Гордон! – Меня взяли за ворот мокрой рубашки, крепко встряхнули. – Ну, Гордон! Ты меня слышишь?
– Слышу, – сказал я. – Слышу. Я Гордон, ты Элджи, что тебе от меня надо?
– Уф-ф-ф! – Запрокинутое лицо Элджи отодвинулось. – Сначала мне показалось, ты пьян, потом… Да что с тобой такое?