– Чего это? – возмутилась Стефи с полным ртом. – Нет у меня никаких проблем!
Все в комнате дружно прыснули.
– Да ты что!
– А кто три месяца назад зарядил Ингин амулет так, что на нее все мухи слетались?
– Случайность!
– А подвеска, которая у Ритки загорелась, едва она со своим парнем целоваться начала? Ему в травме пришлось ожоги на руках перевязывать!
– Нечего было руки распускать! Куда он ими лез, интересно?
– А мое колечко? Ты же говорила подставлять его под лунный свет для подзарядки!
– Три хи-хи! Не могла я такого сказать! Я говорила – под солнечный!
– Под лунный!
– И что случилось? – спросила Агата, стараясь не слишком откровенно улыбаться.
– Что-что! Я хотела на время Димитрова приворожить! А ко мне этот шибздик Зигфрид прикипел, представляешь? Три дня проходу не давал, пока я кольцо не дезактивировала.
– Слушать надо лучше! – огрызнулась Стефи. – В следующий раз я для особо глухих письменную инструкцию составлю! И вообще – все, пора спать, торт уже кончился! Пошли, Агата!
– Спокойной ночи, – едва успела сказать Агата, как ее за руку выволокли за дверь. Стефи укладывалась с ворчанием: «Ой, ну подумаешь! Ни за что им больше ничего делать не буду… еще и недовольные…» Агата осторожно помалкивала. Наконец Стефи успокоилась – сказала с привычным задором:
– Вообще-то Металяшка права! Все мы тут с прибабахами! Так что не психуй, если что у тебя не так пойдет. Хорошо?
Агата прислушивалась к ровному дыханию подружки. Сказала тихо:
– Хорошо.
Но Стефи ее уже не слышала.
– Как здоровье? – привычно спросил Шрюдер.
– Хочешь, отожмусь? – предложил Игорь. – Тебе на левой руке? На правой? На кулачках? На пальцах?
– Да ладно, ладно, что ты раскипятился? Слыхал я уже про твои подвиги в тире, – добродушно сказал Шрюдер. – Здоров – ну и молодец. Тренируйся дальше.
Вот о чем, о чем, а о стрельбах он говорить был не готов. Не созрел. И – вышел уже из возраста, когда, не задумываясь, выдавал всю информацию. Однако Шрюдеру было сейчас не до странностей одного из Ловцов: он поглядел в окно, побарабанил пальцами по столу и спросил небрежно:
– Ты давно видел Мортимер?
Игорь спросил – с той же небрежностью:
– Старшую?
Генрих фыркнул. Игорь подождал и сказал осторожно:
– Ты же мне запретил приближаться?
– Ну и не приближайся, не приближайся! – тут же отозвался Шрюдер. – Но забежать спросить, как там у нее дела, ведь ты бы мог?
– Теоретически? Мог.
– А теперь давай практически. Зайди к ней в интернат.
– Зачем?
– Ты куратор или не куратор?
– Я и не понял уже…
– Зайди-зайди. Там проблемы.
– У нее?
– У нее, у нее. А значит, и у всех нас.
Игорь смотрел на него, подняв брови. Он и так собирался. Но раз сам начальник СКМ дает ему указание…
– А ты не пожалеешь, Генрих?
Тот закряхтел, потер шею.
– Посмотрим, посмотрим. Иди, поговори, погляди, что там и как…
– Да не могу я ничего! Не получается!
Александр – высокий светловолосый преподаватель стихии воды – смотрел на нее прозрачными спокойными глазами.
– «Не могу» и «не получается» – понятия различные. Уточни, что именно ты имеешь в виду под этими отрицательными глаголами?
У всех магов-учителей такая витиеватая манера разговора?
– Это значит… это значит, я могу затушить свечи, но не могу их зажечь без спичек.
– Применительно к моему предмету, пожалуйста!
– Хорошо, могу разбить эту чашку, но не смогу заставить воду крутиться в ней – хоть по часовой стрелке, хоть против! – свирепо сказала Агата.
Александр оставался невозмутимым.
– Зигфрид сказал, что ты разговариваешь с рыбами. Это правда?
– Нет, конечно! – огрызнулась Агата. – Они же немые! Александр по-прежнему не обращал на «грубеж» ни малейшего внимания.
– Так вот, Агата, вода – это все живое вокруг, это те же рыбы, это ты сама. Надеюсь, ты знаешь, что твое тело почти на восемьдесят процентов состоит из воды? Если ты можешь договориться сама с собой, можешь договориться с рыбами – сможешь заставить и воду двигаться по твоему желанию. Старайся дальше.
И пошел между рядами. Агата посмотрела, как дела у остальных. Зигфрид развлекался. Водоворот у него двигался под только ему слышную музыку – то убыстрялся, то замедлялся, то в одну, то в другую сторону, то вообще выписывал сложные петли. Карл, сморщившись от напряжения, мешал воду карандашом – пытался разогнать ее до нужной скорости. Димитров держал чашку обеими руками и что-то выговаривал ей: ругался, что не получается, что ли? Говорят, у всех огневиков трудности с водяной магией…
Агата вздохнула и уставилась в свою чашку.
* * *
– Ой, гляди, какой красавчик!
– Кто? – рассеянно спросила Агата, перелистывая страницу. Сильный толчок в бок чуть не снес ее с места. Маленькая-маленькая, а в минуты переживаний у Стефи откуда-то возникали танковая сила и целеустремленность.
– Глаза подыми! – прошипела Стефи. – Он на нас смотрит!
Агата послушно подняла глаза. Огляделась. В тени деревьев за решеткой парка стоял Келдыш.
– А, – сказала Агата. Загнула уголок страницы, закрыла книгу, сунула под мышку и побрела к ограде. Келдыш смотрел на нее, упершись лбом в решетку.
– Здравствуйте.
Он кивнул. Агата оглянулась. Стефи сидела, болтая ногами, и делала вид, что не смотрит и не слушает.
– Ваша подруга?
– Да.
Келдыш рассматривал Стефи. Агата тоже попыталась взглянуть на нее глазами постороннего. Хорошенькая. Невысокая, стройная, со светлыми пушистыми волосами. Глаза умело накрашены, но и без того красивые. Говорят, темноволосым нравятся блондинки. А маленькие нравятся всем – так мужчины чувствуют себя сильными защитниками.
Интересно, это правда? Если спросить Келдыша – ответит?
Вообще, конечно, глупо спрашивать у человека, которого давно не видела, нравятся ли ему изящные блондинки…
А о чем спрашивать: где он так долго пропадал? Почему не приходил? Вовсе он не обязан приходить. Может, ему вообще не хочется ее видеть. Может, у него неприятности. Ведь его из-за нее однажды чуть не убили.
Келдыш наблюдал, как она ведет свой вечный внутренний диалог – хмурятся брови, вздрагивают губы, тени выражений скользят по лицу…