Цирк в шкатулке - читать онлайн книгу. Автор: Дина Сабитова cтр.№ 10

Господин директор не знал, что сам Марик возвращаться никуда не собирался. Конечно, нехорошо было так убежать, госпожа Гертруда волнуется и ищет его, но позже можно будет позвонить ей и сказать, что он жив и здоров. Вряд ли она сильно скучает по нему, в приюте «Яблоня» осталось еще пятеро сирот, Гертруде вполне есть чем заняться.

Весь следующий день Марик очень старался быть полезным. Он перезнакомился со всеми и весь день был чем-то занят, хоть в дороге дел было и немного: помогал Рио-Рите мыть посуду после завтрака и обеда, под руководством мадемуазель Казимиры вычесал специальной щеткой волнистую белую шерсть Китценьки, посмотрел, как Хоп обматывает ярко-красным шнуром старые кольца, и попытался сам обмотать одно, почистил щеткой волшебную шляпу Иогансона (осторожно придерживая ее пальцами за тулью, чтобы оттуда не посыпались ленты и кролики), а Флик и Фляк во время привала почти совсем уже научили его стоять на голове — честное слово, он уже почти без поддержки стоял, целых две секунды стоял!

Господин директор полагал, что мальчик весь день будет тихо сидеть в уголке первого фургона и глазеть по сторонам. Но Марик там и не появлялся, предпочитая перелезать из фургона в фургон. К вечеру он сел в тележку Филиппа. Марик примостился там на передней скамеечке, держась за края и ойкая, когда тележку подбрасывало на ухабах. И всю дорогу мальчик и обычно малоразговорчивый ослик беседовали о том о сем, причем было слышно, как они вместе смеются над чем-то.

Подумайте только: прошел всего день, а к Марику все незаметно для себя привыкли. Пожалуй, только Китценька относилась к нему настороженно — она не могла забыть, как он покусился на сохранность ее косточки, и, пока мальчик чесал ее шерсть, недовольно морщилась и сдержанно молчала. Но Китценька была справедливая и незлопамятная собачка, и мадемуазель Казимира не сомневалась, что недоразумение с косточкой скоро выветрится из ее головы.

Сам Марик, подружившись со всеми, сторонился господина директора. Ему казалось, чем меньше он будет попадаться тому на глаза, тем вероятнее, что господин директор забудет выяснить, откуда сбежал неожиданный попутчик. А там пройдет время, и все привыкнут, что в цирке «Каруселли» живет мальчик Марик девяти лет, и если Гертруда заявит на него права, то его никто не захочет отдавать. Полезными и смышлеными мальчиками не разбрасываются.

Вечер второго дня застал цирк «Каруселли» у сосновой рощи.

Господин директор перед тем, как лечь спать, обошел всех, чтобы проверить, все ли в порядке, и пожелать спокойной ночи. Первый фургон стоял чуть поодаль от всех остальных. Там ночевала мадемуазель Казимира (предполагалось, что в первом фургоне ночует еще и Рита, но наездница любила спать на свежем воздухе, укладываясь на Душкину попону).

Из фургона доносилось тихое пение.

«Кто это поет?» — удивился господин директор. А потом понял: да это же Казимира поет!

Никогда в жизни господин директор не слышал от скромной, застенчивой мадемуазель Казимиры никакого пения. Признаться, он вообще не задумывался, есть ли у нее слух. Потому что мадемуазель Казимира отлично делала две вещи — выступала в цирке с дрессированной собачкой и считала выручку. А пение тут было совершенно ни к чему.

И вот она пела — тихим голосом; директор прислушался и понял, что это колыбельная.

Каменный берег высокий, крутой,

Мальчик и ослик идут над рекой.

Близится ночь. Из солонки небес

Сыплются звезды нареку и лес.

Господин директор подошел поближе, и теперь слова песни звучали совсем рядом:

Мальчик устал, и пора бы уснуть,

Только никак не кончается путь.

Думает мальчик: закроешь глаза —

Все интересное скроется за

Теменью сна. Мне не хочется спать.

Хочется день до конца дочитать.

День отпусти, не держи, не жалей,

Мальчик, глаза закрывай поскорей.

«Я никогда не слышал такой колыбельной, — подумал директор. — Интересно, откуда Казимира ее взяла? Ведь у нее нет своих детей — вот странно, что она хранит в памяти вечернюю песенку наготове, так, словно поет это каждый вечер».

Казимира продолжала:

Старое дерево свежей листвой

Вновь покрывается каждой весной.

Верная старому руслу река

Новые прячет в себе облака,

С новою песенкой старый гончар

Новые крынки везет на базар.

Новые будут под небом цветы,

Ослик уснул, спи, мой мальчик, и ты.

Мадемуазель Казимира допела и сказала тихонько:

— Спи, Марик. Хорошим детям полагается засыпать к концу последнего куплета колыбельной.

— Но как тогда услышишь, чем она кончилась, колыбельная?

— Все колыбельные кончаются в общем-то одинаково — баю-бай. Разве ты не знаешь?

— Откуда? Если бы я хоть раз в жизни слышал колыбельную, то знал бы. Ой. То есть я хотел сказать, что вот только раз в жизни слышал, только что.

— Неужели тебе никто никогда не пел колыбельных, Марик?

Марик в ответ промолчал.

Казимира заговорила вновь, осторожно подбирая слова:

— Знаешь, Марик, ты всем тут понравился. Но ведь тебя, совершенно точно, ищут. И ты все-таки подумай: нельзя вечно скрывать от нас, кто ты и где жил раньше…

— У меня никого нет, и я хочу остаться в цирке. Разве я не объяснял это, разве вам непонятно? — В голосе Марика послышались слезы.

— Понятно. Но получается, что мы тебя украли у тех, кто за тебя отвечает. Могут быть неприятности. И для тебя, и для нас. Лучше будет, если еще до приезда в столицу ты расскажешь господину директору о себе. И мы все подумаем, что нам делать. Хорошо?

«А ведь я подслушиваю», — спохватился господин директор и, слегка покраснев, поспешно направился в другую сторону, подальше от первого фургона. «Завтра я с ним поговорю. Или… Или послезавтра, время еще есть. И бог знает, что я буду делать, если этот мальчик начнет, к примеру, плакать».

Директор поморщился — ему не нравилось то чувство неуверенности, которое последнее время не покидало его.

Почему-то ему постоянно приходится делать непривычное — то заменять клоуна, то общаться с плачущими мальчиками. Это, в конце концов рассердился господин директор, — не его работа. Его работа — руководить цирком, а мальчики… Что ж, мальчики при нормальном ходе дела должны сидеть в первом ряду и смеяться. А после представления уходить с глаз долой. К мамам и папам, да! К родителям, которые прекрасно о них позаботятся. Уходить домой — и ни в коем случае не умножать проблемы господина директора.

Потому что господин директор очень устал.

Директор вздохнул и еще раз окинул взглядом засыпающий цирк. Вон Китценька крадется, прячась за ободом колеса, — не иначе ее заветная косточка снова переезжает в другой фургон. Вон Аделаида Душка залезла в кусты сирени и читает перед сном сборник старинных стихов, подсвечивая себе страницы фонариком, прикрепленным к обручу на голове. Вон Рио-Рита возвращается с ручья, держа в руках зубную щетку, и в сумерках видно, что ее щека перемазана зубной пастой.