– У меня были скверные мысли, Джесс. Я даже подумывала насчет того, чтобы убить Мелани. Воображала, что все получится очень легко. Но я смеялась, играла с Мелани, целовала и обнимала ее, потому что именно это делал отец, и, чувствуя себя счастливой с Мелани, я тем самым завоевывала его любовь. Я видела, как возмущается и страдает мама, и знала, что это только отдаляет ее от отца. А потом мне было ужасно плохо, потому что Мелани была такой обаятельной и я так ею восхищалась и так хотела делать все, как она. Тогда я чувствовала вину за те недобрые мысли о ней, плакала в постели по ночам и ненавидела ту злую девчонку во мне, которая лелеяла эти ужасные мысли… Но у злой девчонки были и другие скверные мысли. Все, что угодно, все, что угодно, лишь бы не потерять его. Однажды, когда мы все сидели в кукурузе, я, Мелани и папа, я вскочила и закричала: «Давайте играть в ангелов!» – и побежала в чащу стеблей. Но когда я оглянулась, оказалось, что Мелани и папа даже не думали вставать, а папа молча смотрел на меня. Мелани смотрела на папу и потом отвела от него взгляд. А он встал и зашагал через кукурузу к дому. Я спросила Мелани, почему он ушел, но она мне так и не ответила… Я часто разговаривала сама с собой. Бывало, закрою дверь нашей комнаты, встану перед зеркалом и говорю. Злая девчонка отзывалась из Зазеркалья как Дурная Сестра, замышляющая убить Мелани, а я спорила, перечисляла достоинства Мелани, защищала ее. Потом Неверная Сестра начинала уверять меня, что она обязательно отвоюет любовь отца, а я возражала, что это гадко, гадко, гадко… Но Дурная Сестра не собиралась жить в тесном зеркале. Она перешагнула его порог и стала преследовать меня, ходить за мной по пятам, она шептала мне на ухо ужасные вещи: советовала, как избавиться от Мелани и вернуть отца. Дурная Сестра сказала мне, что я должна заставить отца играть со мной в ангелов. Тогда Мелани ему больше не понадобится… Мы были в кукурузе. Послышались шаги отца. Я сидела скорчившись, потому что в тот день у меня болел живот. Я помню, как хлынул солнечный свет сквозь стебли, когда ветер их раздвинул, и пот на моей коже как будто засиял ультрафиолетовым светом. Дурная Сестра не хотела уходить. Она прилипла ко мне, я не могла от нее избавиться. Не переставая, она шептала мне мерзкие слова, и я была не в силах ей помешать. В кукурузе, как в мерцающем стробоскопе, начал вспыхивать свет, и у меня зашумело в голове. Живот разболелся еще сильнее, и я почувствовала, как из меня вытекает струйка… Отец подходил все ближе и ближе. Дурная Сестра велела мне снять купальник. По шелесту кукурузы я понимала, что папа уже совсем недалеко, и, когда он наконец появился, Дурная Сестра приказала мне кинуться ему навстречу, повиснуть на нем и умолять: «Поиграй со мной в ангелов, пала, поиграй со мной в ангелов, поиграй со мной в ангелов» – и так до бесконечности. Она хотела, чтобы я не отпускала его, обнимала его, заставила упасть вместе со мной в пыль и грязь и любить меня так, как он любил Мелани. Да, мой отец.
Меры, которые Джесси приняла, не помогли. Поведение наставницы становилось не лучше, а хуже; шаг за шагом она приближалась к пропасти. Ее мысли все дальше отрывались от земли, увлекаемые холодным фронтом ее памяти. Джесси не могла понять, перестаралась она или, напротив, что-то недоделала. Она не умела определять, в какую сторону меняется поведение других людей. Что она сделала: вызвала грозу или предотвратила ее? Или просто задержала? Или все испортила?
В тот день она приготовила к обеду суп, в который высыпала весь запас риталина, замаскированный чесноком и специями. Теперь все в доме получили дозу риталина, но это не привело к тому положительному результату, на который она рассчитывала. Меньше всего он повлиял на наставницу, которая все еще задумчиво разглагольствовала перед зеркалом.
– Но я была спасена, Джесси. Ничего не случилось. Прежде чем он пришел, меня спас ангел. Я все помню, как будто это происходило при замедленной съемке. Белый свет мерцал надо мною, и появился ангел, Джесси, ангел с пылающим мечом, ангел, который был всего-навсего вспышкой слепящего света и жара; но он опустил свой меч и отсек от меня Дурную Сестру. Меч прошел между нами и освободил меня от Дурной Сестры… Когда я снова обрела способность видеть, Дурная Сестра убегала от нас все дальше в кукурузу и пронзительно кричала от нанесенных ей ран. Я потрогала у себя между ног – там была кровь. Затем раздался шелест, и я поняла, что папа совсем рядом. Когда он вышел из кукурузы и увидел меня обнаженной, улыбка сошла с его лица. Он шевелил губами, но не мог произнести ни слова. Наконец он посмотрел на меня и сказал: «У тебя кровь течет. Оденься». А кровь текла у меня между ног, там, где ангел тронул меня мечом, и по лицу отца я видела: что-то изменилось навсегда. Он повернулся и зашагал через кукурузу обратно к дому. И вскоре после этого, когда мы вернулись в Англию, мой отец исчез… Но Дурная Сестра не исчезла навсегда. Временами она возвращалась ко мне, возвращалась через зеркало. Она говорила. Бросала в меня словами. Вынуждала совершать разные поступки. Однажды она даже заставила меня убить человека… Но все обошлось. Я обманула Дурную Сестру и заключила соглашение с человеком, которого собиралась убить. Он воскрес. Вернулся в облике другого человека. Это доказывает, Джесси, что ты можешь стать тем, кем хочешь быть. Ты можешь быть кем угодно. Надо только достаточно долго смотреть в зеркало, и твое лицо начнет меняться… Теперь она здесь, Джесси. Видишь ее? Мою Дурную Сестру? Она давно там. Она пыталась дотянуться до меня. Пришла за мной сюда, в Дордонь. Но путь из прошлого – далекий путь. Видишь ее? Это лишь вопрос замедления времени, и именно поэтому я называла молнию словом небесного языка. Одна вспышка, улавливаемая нашим глазом, позволяет увидеть ангелов – которые, конечно, существуют в относительном времени, а значит, и в параллельном мире – и содержит на самом деле до сорока двух вспышек. Поэтому время в мире ангелов в сорок два раза длиннее и ярче, чем в нашем мире. Так, у провидцев, предсказателей, мистиков, душевнобольных, людей, страдающих расстройством сознания, манией или припадками эпилепсии, и у некоторых других смертных, одаренных зрением ангелов, есть возможность покидать на время вульгарный земной мир, который в сорок два раза тусклее мира ангелов. Сумасшествие, к примеру, – это скоростная кинокамера. Все остальные довольствуются временными гностическими вспышками, ударами молнии, скипетром и державой интуиции и рады как можно скорее вернуться в привычный мир. Понимаешь?
Но Джесси уже не слушала. Ей было слишком страшно. Она медленно пятилась из комнаты, не издавая ни звука, пытаясь не скрипеть старыми половицами, надеясь уйти, пока Крисси, ее безумная наставница, говорила словно во сне или в трансе, и вовсе не ей, Джесси, а своему собственному отражению, пристально глядящему на нее из зеркала.
Как только Джесси вышла из комнаты, она столкнулась с Бет, которая подслушивала под дверью.
– Что говорит Крисси? – прошептала Бет. – Что с ней такое?
Джесси инстинктивно прижала палец к губам, заботливо обняла сестру рукой и молча повела ее подальше от грозы, которая неистовствовала сейчас у них в комнате.
47
Принято считать, что молния никогда не ударяет в одно и то же место дважды, – это заблуждение. Напротив, во время грозы молния неоднократно попадает в одну и ту же антенну, мачту, флюгер или дерево.