Сейчас не стоило посвящать Чарли в семейные передряги, так что я сказал просто:
– Ей не терпится тебя увидеть.
Чарли затянулась. Потом потерла краешек глаза.
– Милая, нам нельзя здесь задерживаться.
Я сказал это так мягко, как мог, но она отвернулась и покачала головой. Потом тяжелым взглядом уставилась в пол. Я почувствовал беспокойство. На минуту мне показалось, что она не со мной, а где-то далеко от этой хижины, от деревни, от всего. Где-то совсем в другом месте. Такое же выражение, я помню, видел на лице бабушки, когда навещал ее в больнице. Я тихо сказал:
– А что ты знаешь про Джека?
Она посмотрела на меня влажными глазами:
– Постарайся не перебегать ему дорогу, папа.
– А в чем дело?
Она стала рассказывать нам, что знала про Джека. Пока она говорила, я, пользуясь возможностью, приглядывался к этой молодой женщине, которую до сих пор считал просто маленькой девочкой. Несмотря на болезнь, знала она поразительно много обо всем, что здесь творится. Раньше я пытался научить ее скрытой механике законов, по которым устроен мир. Теперь мы поменялись местами.
К тому же она и сама изменилась. Волосы у нее выгорели на солнце и, собранные в осветленный хвостик, здорово бы смотрелись в Англии. Потемневшая в тропиках кожа подчеркивала голубизну глаз, а губы по примеру туземок были подведены красным ягодным соком. Оттого что она часто хмурила брови, на лбу у нее появилась морщинка. Раньше я ее не замечал.
Она сделала еще глоток виски и глубоко затянулась сигаретой, но я был не склонен осуждать такие вещи.
– Джек, – сказала она, – держит здесь под контролем все, что связано с опиумом.
По ее словам, тайские власти смягчили политику запрета на выращивание мака для горных племен.
Сначала здесь выжигали поля, сотни крестьян были осуждены за героиновую зависимость и распространение СПИДа, а потом власти сдались и позволили выращивать мак, но, правда, исключительно в личных целях. Организованные банды под началом таких людей, как Джек, начали скупать крестьянские наделы вокруг деревень и тут же сдавать их в аренду прежним владельцам под маковые плантации. Они и здесь опередили правительство, которое, если верить Чарли, не особо и вмешивалось. Уж больно солидный процент прибыли приносил опиум в экономику страны. Доллары перетекали в Мьянму, в Лаос, возвращались в Таиланд. Они никуда не девались, просто не стояли на месте.
Крестьяне уважали Джека. Он умел продавать их сырой опиум по самым высоким ценам и без обмана.
Привозил им подарки, оплачивал учебу деревенских детишек в Чиангмае. Он свято верил в силу просвещения и много труда положил на то, чтобы завоевать преданность и любовь местных жителей.
Ей говорили, что под его началом служат человек двести боевиков. Они охраняют плантации по всему району. Последнее время здесь не появлялся ни один заезжий турист.
– Да и вас пропустили только потому, что он позволил, – сказала она.
– А зачем мы ему?
– Не знаю. – Она погрозила мне пальцем. – Не перебегай ему дорогу. Для него убить человека – раз плюнуть.
Ну, это я и сам понял, как только его увидел. Единственное, чего я не мог понять, так это зачем он пропустил нас в свои владения и даст ли он нам уйти.
Я провел утро, болтая с Чарли о разных мелочах, о доме, о семье, о соседях. Была в ней какая-то холодность, не дававшая мне покоя. Как будто «пустяки» ее больше не занимали, как будто она знала что-то, чего не знали мы. Я и раньше замечал в ней такое, но мне казалось, что это просто позерство. Она относилась к нам как к нежданным гостям, а не спасателям, которые продирались к ней сквозь джунгли. Потом вдруг в ней, наоборот, просыпалась нежность. Она делала все, чтобы Мику было удобно, взбивала для него подушку, вытирала лоб влажной тряпочкой.
Фила она трепала за щеки, будто он был десятилетним мальчишкой, и с интересом вдавалась во все утомительные подробности его праведной жизни.
– Девушка есть на примете? – спросила она его.
– Нет, – отрезал он. Потом поправился: – Ну, так. Есть одна. – И даже слегка покраснел.
Как запросто Чарли выудила у него новость! Он скорее отдал бы мне все свои деньги, чем рассказал такое. Это заставило меня вспомнить, что Чарли всегда оставалась – при том, что Фил был старше, – яркой звездочкой на нашем семейном небосклоне и ему приходилось любить ее, самому при этом оставаясь в тени. Он закашлялся, отмахиваясь от сигаретного дыма, – в действительности отмахиваясь от нашего интереса к его личной жизни, – и вышел, оставив меня с Чарли и со спящим Миком.
– А что ты имела в виду, когда сказала, что ждала нашего прихода? – спросил я.
Она посмотрела на меня удивленно. Я рассказал ей, как она встретила меня, когда я впервые вошел в хижину.
– Не помню, – сказала она.
Тогда я напомнил ей наш разговор о почтальоне, который пришел к Кольриджу и все испортил. Она нахмурилась, и складка над переносицей стала резче. Я сменил тему и рассказал, как ездил к Филу, перед тем как отправиться сюда, и попытался рассмешить ее тем, как он меня принял. Снаружи снова заиграло радио, из него понеслось завораживающее пение мужского хора. Концерт явно предназначался работникам на полях. Я вспомнил энергичные марши, которые крутили у нас по цехам, пока работяги вкалывали до седьмого пота.
– Ты слишком строг к Филу, – сказала Чарли.
– Ерунда.
– Правда. Ты что, не видишь, как он страдает? Как ему тяжело?
Чтобы не застревать на этой теме, я ввернул какую-то общую фразу вроде того, что нам тут всем нелегко.
– Дело в том, – произнесла она довольно резко, – что ты всегда был с ним слишком строг. – Меня задело это замечание, но она тут же смягчилась. – Можно мне положить тебе голову на колени?
– Конечно.
Она прилегла и тут же зажгла новую сигарету.
– Фил очень чуткий. И запросы у него большие. – («А разве не у всех нас большие запросы?» – подумал я, но не стал спорить.) – Знаешь, папа, есть много вещей, о которых ты понятия не имеешь.
– Пожалуй.
– Но ты делаешь вид, как будто все про все знаешь и всегда прав. Зачем ты так?
Если за мной и водилось такое, я не замечал.
– Возможно, это защитная реакция. Надо же защитить тебя, и Фила, и маму.
– От чего?
– Не знаю.
– Вот видишь. Есть вещи, о которых ты не знаешь.
– Например?
– Ну, вот хоть другие миры. Миры вокруг нас. А в них постоянно что-то происходит, только мы не видим. Ты пришел в настоящий мир духов, ты это знаешь?