— Подожди пока не выберемся.
Маусглов вспомнил о горном выступе, о котором он говорил. Он
выглядел достаточно широким и мощным, чтобы выдержать Лунную Птицу — но, в
действительности, это была лишь мертвая горная порода.
Лунная Птица быстро взобрался на него, он передвигался
намного ловчее и быстрее, чем в предыдущий раз. На этой стене было меньше уступов,
она была круче. Когда они влезли еще выше, Маусглов повернулся и посмотрел
вниз. Пламя стало разгораться еще ярче, сливаясь в единый костер. Жар дохнул
ему в лицо. Один за одним стали подниматься тепловые потоки.
Наконец Лунная Птица достиг желаемого выступа, удобно
устроившись на нем, он тоже посмотрел вниз. Лишь только он бросил взгляд, огонь
превратился в настоящую огненную бурю. Тепло мощным потоком устремилось в высь.
— Что происходит? — теперь уже в слух спросил
Маусглов.
— Последний взрыв сорвал меня со стены, — ответил
Лунная Птица. — Упав в кратер, я ощутил, что жезл находится совсем рядом.
— А пламя появилось уже тогда?
— Я вызвал пламя. Я хотел отогнать преследователей.
— Как тебе это удалось?
— Я использовал могущество нижнего крайнего сегмента
жезла. Он для вызова магического огня.
— Ты можешь пользоваться скипетром. Я даже не
догадывался…
— Только самым нижним сегментом. Драконы знают секреты
огня.
— Хорошо, кажется теперь мы в безопасности, но пламя
разгорается все сильнее. Тебе нужно загасить костры — если, конечно, ты
сумеешь.
— Нет.
— Почему?
— Мне необходим сильный поток тепла. Чтобы подняться
отсюда.
— Я не понимаю.
— Я могу сливаться с тепловыми потоками. В теплом
воздухе легче подняться на верх.
Тени от костров заплясали теперь уже почти рядом с ними.
Маусглов вновь ощутил жаркую волну.
— До края не так уж далеко… — сказал он. — Ты
уверен, что сможешь подняться в тепловом потоке на эту высоту?
— Жизнь непредсказуема, — ответил Лунная
Птица. — Крепче держись!
Он расправил мощные крылья и воспарил над кратером.
Глава 14
Чем больше я знакомился с окружающим миром, тем глубже тонул
в пучине философских размышлений о вселенной и природе собственного бытия.
Настоящие ответы на вопросы блуждали неизвестно где. Я не мог отыскать их ни в
практике, ни на общем теоретическом уровне. Теперь меня волновало, является ли
сомнение неотъемлемой частью любого мыслящего существа. До сих пор я мирился с
мыслью, что всеми существами правят побуждающие причины, в которых я не слишком
разбираюсь. Их поведение казалось прямо связано с конкретными обстоятельствами,
тогда как я совершенно не усматривал в них объективных целей. Я зациклился и
начал повторяться. Я собирал информацию. Но совершенно не понимал, что все это
означает. У меня не было настоящей цели — одни лишь призрачные тени — то, что
упорно возвращает меня к мысли, что я должен знать и обладать чем-то большим.
Несмотря на полную растерянность и вечные затруднения перед
лицом бытия, я продолжал повиноваться тем настойчивым велениям, которые
сопровождали меня с момента отбытия из Рондовала. Я видел, как озадачило
Маусглова полученное известие и он отправился выполнять поручение; мне очень
хотелось верить, что Ибал обладает возможностями переправить его в нужное место
сквозь пространство — несмотря на собственное желание. Я проследил, что
Маусглов ушел, и вернулся к тому месту у подножия Балкина, где совсем недавно
практиковался в управлении человеческим телом. Я попробовал еще раз, теперь с
большей осторожностью, результаты оказались выше всяких похвал. Мне даже
удалось напугать кучку подгулявших молодых учеников.
Затем я долгое время висел, не зная, чем заняться. Может
проследить маршрут, по которому вернулся в город тот странный колдун? Его следы
до сих пор отдавали едва заметным сиянием. Может, следует узнать, кто он такой?
Или мне лучше догнать Поля и Ларика, направившихся на север к Авинконету? Почти
тотчас мой незримый маленький повелитель решил проблему.
Я собрался, поднялся в воздух, уплотнился и стремительно
понесся к северу. Я нагнал их еще в полете и пристроился сзади, разрядившись и
расслабившись. Ничего больше не тревожило меня. Неизвестное понукающее мной
начало наконец угомонилось. Все оставшееся время до конца дня я чувствовал себя
свободно и спокойно, как когда-то в золотые дни бесцельных блужданий по
Рондовалу.
Конечно, подобное блаженство не могло длиться вечно, я понял
это, когда солнце склонилось к закату и день стал медленно угасать, а впереди
замаячил черный мрачный силуэт Авинконета. В этот момент я почувствовал страх.
Это было странное всепоглощающее чувство — дурное
предчувствие, если хотите — переплетенное с беспочвенной уверенностью, что я
могу умереть, погибнуть, что мое существование обречено именно в этом месте.
Такого раньше со мной никогда не случалось, это стало прозрением, своеобразным
открытием, которое не радовало, а внушало ужас — но даже если рассматривать его
через призму моих знаний о собственной природе, то оно вполне могло
осуществиться. Я сразу ощутил, что жизнь, даже такая бесцельная как моя, совсем
не такая плохая штука. В тот же момент я понял, что мои предчувствия не
случайны. Я почувствовал, что самое мое страстное желание — это продолжать
существовать; пусть глупо и бесцельно, но жить.
Я подобрался поближе к Полю и погрузился в тепло его тела. Я
не мог понять, почему у меня не возникает ни единой мысли о самом полете. Я
приник к нему словно младенец к матери. Так в обнимку мы подлетели к мрачному
замку.
Я остался с ним в момент приземления, затем последовал в
келью, где его заперли. Затем еще некоторое время я неотлучно находился с ним —
до тех пор пока не принесли еду. После ужина я решил, что теперь его вряд ли
кто-нибудь потревожит до самого утра.
Мой страх затих, предчувствия отдалились, их вытеснили
рациональные взгляды на случившееся. Теперь, когда все успокоились и затихли,
казалось не осталось ни одного полуночника, самое подходящее время обследовать
загадочный замок, проверить можно ли отвести угрозу и найти наиболее
оптимальный способ нивелировать ее.
Поэтому я покинул Поля, оставив его в надежных, но
малоинтересных апартаментах.
Я прошвырнулся по разным помещениям и комнатам, погонял крыс
и мышей, тщательно обследовал каждую спальню, отыскивая следы или намеки на
черную магию или угрожающие силы.