— Да.
— Он мог запросто подойти и заговорить с тобой, если бы
узнал.
— И то верно.
Маусглов осушил бокал.
— Закругляйся и пойдем отсюда, — произнес он.
— Хорошо.
Уже поздно, когда вечер перевалил за полночь, они вернулись
в свои апартаменты. Исключительно по просьбе Маусглова он проделал серию
заклинаний, расставив защитные оболочки и ловушки над их ложем, и, наконец,
заснул с ножом под подушкой.
Глава 4
Довольно философских измышлений! Все! Я так решил! Все это
бесплодные разглагольствования, я до сих пор ни в чем не уверен. Философ — это
мертвый поэт и умирающий богослов — я нашел эту фразу в мозгу Поля. Не знаю,
где выкопал ее Поль, но она довольно точно отражает мои чувства и настроения. Я
устал от бесконечных раздумий. Настало время что-то предпринять.
Город у подножия Балкина показался мне лишенным собственного
духа, но изрядно возбужденным искусственным путем. Рондовал тоже не был обойден
магией — от весьма практических, утилитарных вещей и ложных чар до забытых
оболочек, ждущих своего часа, и множества новых заклинаний и оборотней,
которыми напичкал замок уже Поль. Но этот город был настоящим царством магии —
оболочка на оболочке, тьма заклятий и чар, часть их связывала оболочки в единое
целое, часть, наоборот, вызывала конфликты между ними, новые оболочки возникали
сами по себе на месте старых, лишь только те начинали терять свою силу. Все
заклятия и оболочки Рондовала я хорошо знал и с юмором относился к их нраву.
Здесь сила магии была ключом, силы плясали вокруг меня в бешеном хороводе —
некоторые были совсем не понятными, некоторые даже угрожающими — я не
подозревал в себе такого, но в тот момент я был готов столкнуться с этой
страшной подозрительной силищей. Это странное желание хотя и не способствовало
развитию моего сознания, но, по крайней мере, усилило и укрепило мою
бдительность. Кроме того я почувствовал мощный прилив энергии, благодаря тому,
что постоянно находился среди магических воздействий высоких концентраций.
Первым признаком моего роста стала возможность задать
вопрос, непосредственно касающийся моего статуса. Я обратился с ним к странному
существу в столбе красного дыма, едва лишь вошел в город. Я наблюдал за ним,
пока не прекратились его метаморфозы, а затем очень обрадовался, увидев, что он
принял форму, подобную моей. Я помчался за удаляющимся собратом и адресовал ему
свой вопрос.
— Кто ты? — спросил я.
— Мальчик на побегушках, — ответил он, — я
был достаточно глуп, позволив узнать кое-кому свое имя.
— Я не понял.
— Я такой же демон, как и ты. Только я убиваю время.
Посмейся надо мной. Но, может быть, когда-нибудь моя участь постигнет и тебя.
— Я опять ничего не понимаю.
— У меня нет времени тебе объяснять. Я должен натаскать
с вершины горы массу льда, чтобы заполнить все эти ящики в кладовых. Мой
проклятый хозяин — один из учредителей всего этого.
— Я помогу тебе, — сказал я, — если ты
скажешь, что надо делать и ответишь на мои вопросы, пока мы таскаем лед.
— Тогда вперед, к пику.
Я последовал за ним. Достигнув средних слоев атмосферы, я
вновь полюбопытствовал:
— Ты говоришь, я тоже демон?
— Я так думаю. Но я не могу объяснить многих вещей,
почему у меня такое впечатление.
— Ну хоть что-нибудь, хоть одно.
— Ладно, самое элементарное — но ты задаешь очень
глупые вопросы. Ты вызван, чтобы быть демоном.
Мы прибыли на вершину, и я научился добывать лед. Его метод
основывался на простой вариации пределов поглощения, эту технику я обычно
использую при работе с живыми организмами.
Когда мы неслись обратно к кладовым — как две огромные
сверкающие алмазные башни — я снова спросил.
— Откуда мы взялись? Моя память не сохранила давнишний
событий.
— Мы — порождение всемирной энергии, циркулирующей в
различных формах. Самый простой способ, это когда могущественный колдун при
помощи сверхсил призывает одного из нас для выполнения какого-нибудь
специфического поручения — он очеловечивает нас, так обычно говорят. В процессе
придания формы обычно нам даются имена, как правило, мы расщепляемся, выполнив
поставленную задачу. Конечно, если какой-нибудь разгильдяй-маг — как мой
окаянный хозяин — узнает твое имя, он может вновь заставить тебя служить ему, и
прощай свобода. Вот почему ты можешь легко обнаружить немало таких горемык,
которые выполняют работу, не свойственную им. Хорошо хоть таких пустоголовых
колдунов не так уж много — некоторые слишком ленивы, некоторые слишком заняты.
Ох, вот если бы мой проклятый хозяин допустил хоть маленькую ошибку в
магическом ритуале!
— Что тогда?
— Как что, в тот же момент я стану свободным, разорву
этого сукина сына на части и уберусь восвояси, надеясь, что он не оставил
какого-нибудь магического документа с моим именем и не отдал его сопливому
ученику. Для собственной безопасности, лучше почаще устраивать погромы в жилище
проклятых хозяев, чтобы изъять подобную бумагу — лучше сжечь — затем пройтись
по его ученикам, живущим неподалеку.
— Я запомню это, — сказал я, пока мы сбрасывали
ледяные глыбы в ящики кладовых. Затем мы понеслись обратно.
— А что, у тебя не было подобных проблем? Ни разу?
— Нет, совсем не было.
— Невероятно. Возможно ты порожден какой-нибудь
всеобщей катастрофой или бедствием. Такое иногда случается.
— Я не помню ничего подобного. Мне кажется, что я
смутно помню какие-то битвы, сражения. Но это, пожалуй, совсем не то.
— Хм, много крови?
— Думаю, да. Ты думаешь со мной это тоже случалось?
— Не думаю, это ни о чем не говорит. Но это может
помочь, если что-то еще проясниться.
— Я думаю, там была еще буря.
— Буря тоже поможет. Но даже этого недостаточно.
— Что же мне делать?
— Делать? Радуйся, что никто не знает твоего имени.
— Но даже я не знаю своего имени — если, конечно, оно у
меня вообще есть.
Мы достигли вершины, подхватили очередную глыбу и полетели в
обратный путь.
— Ты должен иметь имя. Все имеют имена. Так мне сказал
один из старейших.
— Старейших?