За все хорошее - смерть - читать онлайн книгу. Автор: Максуд Ибрагимбеков cтр.№ 7

— Я же тебе объясняю, что нефтяников на фронт не брали. Даже когда немцы к Москве подошли, нефтяников не брали, а ты говоришь, что у него другого выхода не было.

Я сразу понял, что папа, когда говорил, что у дедушки не было выхода, имел в виду что-то другое. Я за последнее время иногда стал замечать, что мама не все понимает так, как надо, в разговоре с папой.

— Я не знал твоего отца, — сказал папа, — но я думаю, что он пошел на фронт добровольцем потому, что он сам не мог иначе. Если бы мог, не пошел.

— Так и скажи, — мама уже рассердилась, и я это видел, — что и ты, если начнется война, не подумаешь ни обо мне, ни о

своем ребенке.

— Войны не будет, — сказал папа и улыбнулся. — Я точно знаю.

— А если?

Мне очень хотелось, чтобы папа ответил ей, что он ни на какую войну не пойдет, особенно добровольцем. Лишь бы они не ругались. Ведь это глупо — заранее ругаться из-за войны, которой, может быть, и действительно никогда не будет. Даже неизвестно, с кем будет война, а они уже сейчас были готовы поругаться. Я так и надеялся, что папа сам поймет это и, если даже про себя решил пойти добровольцем, маме об этом не скажет.

— Ты знаешь, — сказал папа, — если призадуматься, я ведь не очень примерный гражданин. Я ни в общественной жизни никакого участия не принимаю, да и не хочу, хотя своего мнения ни в каких вопросах не скрываю и всегда высказываю. Хожу только на производственные совещания, да и то тогда, когда это связано непосредственно с делами нашего управления. Даже забыл, когда на демонстрации в последний раз был...

А это правда: в праздники, когда я утром иду в школу, чтобы пойти на демонстрацию, папа всегда спит. Он первые два-три дня, как вернется с промысла, всегда спит чуть ли не до двенадцати часов дня.

— Но если когда-нибудь, не дай бог, случится война, я в первый день уйду в армию. Потому что я живу на свете всего один раз, за это время человек может исправить любую ошибку, самую серьезную, какую только он может допустить. Только не эту. Вот такую ошибку он никогда не сумеет себе простить. Твоему отцу, конечно, очень не повезло, что он погиб, но зато в другом повезло: он был настоящим человеком. И дети его никогда за него краснеть не будут. А это самое страшное, когда за отца стыдно.

Папа с мамой очень редко серьезно разговаривает, он вообще редко длинно говорит, а тут, нате вам, очень серьезно говорил и даже торжественно, до того торжественно, что у меня от его тона мурашки по коже пошли. Потом, когда мама вышла в другую комнату, он мне подмигнул, но при этом не улыбнулся, как обычно, и мне почему-то показалось, что он все это говорил и от моего имени. Как будто он точно знает, что я с ним полностью согласен, хоть и молчу...

…Я даже не заметил, как заснул. А проснулся оттого, что во сне мне показалось, что подо мной раскачивается постель. Наверное, это показалось не только мне, потому что, когда я открыл глаза, я увидел, что и Камка проснулась. Она даже во сне моей руки не выпустила. Она испуганно огляделась вокруг и спросила:

— Ой! Где я! — а потом, видно, вспомнила, потому что успокоилась сама. И больше спрашивать не стала, где это она спит. — Который час?

Я встал и подошел к Сабиру. Он спал очень крепко, только во сне что-то бормотал. И Алик спал. Было три часа.

— Хоть бы скорее утро наступило, — шепотом сказала Кама, она оглянулась в темноту, видно, вспомнила о скелетах. — Они там? — Как будто за то время, что мы спали, скелеты могли куда-то уйти.

Две свечи рядом с нами почти уже догорели до конца, я зажег от них другие и поставил рядом. Потом я лег и собрался снова уснуть, даже глаза закрыл, но вдруг почувствовал, как мою руку ищет Кама. Она ухватилась за нее обеими руками, притянула к себе и вздохнула при этом. Даже подвинулась ко мне ближе, чтобы было удобнее держать мою руку. И вдруг мне стало так приятно, что я забыл обо всем на свете. Удивительно хорошо мне стало тогда ночью в пещере, когда Кама взяла меня за руку и заснула. Я кожей ладони ощущал ее теплое дыхание. А может быть, она относится ко мне не совсем как я к Пакизе, а немножко и как к человеку?

Я уже совсем засыпал, когда сквозь дрему снова услышал гул, который, казалось, доносился глубоко из-под земли.

Утром всех разбудил Сабир. Очень не хотелось вставать, но пришлось, Сабир теребил меня за плечо до тех пор, пока я окончательно не проснулся. Было семь часов. Сабир объявил нам, что из пещеры мы выйдем в восемь ноль-ноль, так и сказал: «В восемь ноль-ноль». За час мы должны были подробно осмотреть пещеру, а потом уйти.

Сабир очень серьезно, как взрослый, спросил у каждого из нас, как мы себя чувствуем, не простудился ли кто-нибудь, а потом сказал: «Уйдем не все — один из нас должен остаться в пещере, это необходимо для того, чтобы в наше отсутствие кто-нибудь сюда не забрался».

Сабир объяснил, что если в наше отсутствие сюда придут, то будет считаться, что пещеру открыли они, а не мы. Нас и слушать тогда никто не захочет. Скажут: ночевали, ну и на здоровье, а вот человек нашел пещеру и сразу же сообщил об этом. И тогда вся слава достанется не нам, а каким-то посторонним людям.

Кама сказала, что вряд ли кто-нибудь сюда забредет, столько лет никто не забредал, а тут сразу, за одни сутки, и мы зашли, и еще кто-то?.. Так не может быть.

Сабир ей ответил, что, конечно, Кама права, но она забыла о том, что нас, наверное, ищут, а те, кто пойдет искать, непременно пойдут той же тропинкой, что и мы, — все местные жители ее знают. Обычно они по ней редко ходят, а если и ходят, то к скалам вокруг не присматриваются, а раз пойдут искать нас, то внимательно будут вокруг все высматривать и, возможно, захотят осмотреть эту расщелину, мимо которой в другое время они прошли бы без всякого внимания. Я про себя подумал, что Сабир прав — не стоит рисковать из-за того, что кто-то должен пробыть здесь каких-то лишних полтора-два часа. Кама спросила у него, кто же из нас останется. Я боялся, что Сабир вдруг вздумает оставить меня — мне очень не хотелось этого: во-первых, если мама увидит, что все пришли, а меня нет с ними, то она, прежде чем кто-нибудь успеет раскрыть рот, решит, что со мной случилось что-то самое ужасное — я упал в пропасть или утонул; во-вторых, честно говоря, очень уж мне не хотелось оставаться с этими скелетами. Одно дело, когда вокруг люди, а другое — когда ты с ними один. Сабир сказал, что он над этим уже подумал и решил, что в пещере останется Алик.

Подумаешь, решил, — сказал Алик.

А я решил, что ты останешься. Ты почему это за других решаешь?

— Потому что так лучше, — объяснил Сабир. — Сам подумай. Каму здесь мы оставить не можем, она девочка. — Он кивнул на меня: — Он побоится здесь остаться. От страха с ума сойдет.

Мне ужасно захотелось сказать, что в пещере останусь я. Совсем уже было собрался сказать, но Сабир говорил, а когда он разговаривает, лучше его не перебивать. Я решил объявить о том, что остаюсь, как только он кончит.