Пагуба - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Малицкий cтр.№ 42

— Именно так, — кивнул Тепу.

— А также пища, которую ей поставляют доблестные храмовники? — Квен медленно поднялся, скривил губы в усмешке. — «Пустоте нужны мы, а не ее враги». Значит, у Пустоты все-таки могут быть и враги? А знаешь ли, почтенный Тепу, что сказал однажды мне мой отец? Когда я еще был мальчишкой, я пришел к нему и пожаловался, что в школе ловчих есть один пригретый ишей бродяжка, имя которому Эпп, который не дает мне прохода. Он всегда старается показать свою силу, он во всем хочет быть первым, он не сносит обиды, он лезет в драку с любым, даже с теми, кто сильнее его, кто знатнее его, с теми, даже туфли которых он недостоин целовать. И что же он мне ответил? «По собственным врагам оценивай самого себя. Если этот Эпп и в самом деле бродяга, который не заслуживает внимания, но ты числишь себя его врагом, тогда и ты ничем не лучше Эппа. Но если он будущий неустрашимый воин, тогда ты — его достойный противник. Подумай об этом, сын».

— И ты, конечно, подумал? — оскалил мелкие зубки Тепу.

— Подумал, — кивнул Квен. — И знаешь, даже сдружился с Эппом. Настолько, насколько мог сдружиться с безродным. Он и в самом деле оказался достойным противником. А ведь мог бы остаться и безродным бродягой. Понимаешь? Все зависело от меня.

— Не сравнивай, — захохотал Тепу. — От тебя ничего не зависит. И не соотноси себя с Пустотой, поскольку нельзя соотнести ливень, который смывает все, и плевок. А мы все — плевочки Пустоты, пусть даже кто-то из нас погуще замешен да быстрее летит.

— Ты пришел ко мне, чтобы сравнить меня с плевком? — медленно проговорил Квен.

Все-таки трусость Тепу никуда не делась. С ранних лет Квен усвоил прочно: нет ничего омерзительнее труса, который начинает повелевать другими. К счастью, Тепу не мог повелевать воеводой. Более того, ни одного арува смотритель не мог распять на помосте, не согласуя это с ураем клана. А уж что касалось Квена, то Тепу понимал: если воевода захочет, никто не удержит его от искушения снести толстяку голову, даже угроза собственной смерти. И, понимая все это, смотритель засуетился, зашмыгал носом, захлопал глазками, даже поднялся со скамьи и принялся тереть пальцами медный диск на собственной груди.

— Не о том ты говоришь, досточтимый воевода, не о том, — суетливо полился дрожащий говорок. — Что есть мы, что есть Пустота. Когда соотносишь одно с другим, понимаешь суетность и временность каждого из нас. Другая весть привела меня к тебе, Квен, другая. Я, конечно, знаю, что именно тебе блистательный иша поручил выполнение веления Пустоты, ну так и явился, чтобы сообщить кое-что. Дело ведь в чем. Как ты помнишь, Харкис был снесен до основания, затем он сам и пепелище, на котором были сожжены тела Зрячих, были засыпаны солью?

— Помню, — кивнул Квен. — Теперь там солончак. Со всей округи зверье приходит полизать землю и камни.

— Так вот, кое-что от Харкиса осталось, — продолжил Тепу. — И не только этот самый Кир Харти. Остались книги харкисского смотрителя. Прошлый смотритель повелел их сохранить, потому как именно харкисский смотритель был ярым служителем Пустоты. Понятно, что как Сакува он тоже был убит и его уши нашли место в моих мешках, но ведь это нисколько не умаляет его службы?

— И что же интересного ты нашел в тех книгах? — спросил Квен.

— Ну, интересного очень много! — оживился Тепу. — Хотя урай Сакува не давал ему особо развернуться. Ни один из Сакува не был казнен за многие годы. Ни одно обвинение в колдовстве не было закончено дознанием на помосте, да и сам помост пришел в негодность. Как известно, все, что не служит делу, все приходит в негодность. Так вот, этот смотритель весь свой пыл служения Пустоте направлял не только на присмотр за обыденной жизнью Харкиса, но и на письменные отчеты о своем присмотре. Он заносил в опись получаемые доносы и описывал, почему по ним не было принято долженствующих мер.

— И много было доносов? — спросил Квен.

— Мало! — воскликнул Тепу. — Ужасающе мало! Да и те, что имелись, как правило, были написаны инородцами, выходцами из других кланов. Сакува отчего-то не писали друг на друга доносов. Впрочем, хода не давалось почти никаким доносам. По каждому урай вел собственное следствие, предмет доноса чаще всего опровергался, а доносящий изгонялся из города. Конечно, в тех случаях, когда его личность удавалось установить. Добавлю, что кое-кто из доносчиков получил изрядную порцию плетей. То есть урай Харкиса не дал ни одной жертве попасть на священный помост, дабы умилостивить Пустоту и послужить укреплению благости своих соплеменников.

— Он был лучшим ураем Текана, — заметил Квен.

— Не все, что хорошо для Текана на первый взгляд, хорошо для него на самом деле, — погрозил пальчиком воеводе Тепу. — Но дело не в этом. Среди имеющихся в книгах того смотрителя доносов я обнаружил донос о некоем врачевателе именем Хаштай. Он не был Сакува, хотя о принадлежности его к какому-нибудь клану в доносе ничего не говорится. Более того, у доносителя не было уверенности в том, что упомянутый врачеватель на самом деле носит именно это имя. Об этом Хаштае вообще мало записей, но все они очень важны. Донос был коротким, и составлен он был еще за пятнадцать лет до уничтожения Харкиса. В нем говорится, что в последние годы, а именно в десять последних лет, как в Харкисе поселился Хаштай, данный врачеватель снискал любовь горожан и изрядно обогатился. Он успешно лечит как стариков, так и младенцев, врачует болезни внутренние и внешние, и если не может помочь больному, то объясняет почему, и никогда не берет платы, если не в состоянии помочь, о чем объявляет всякому, пришедшему к нему. Кроме всего прочего, он дорого ценит свою работу, но если к нему обращается бедняк, то готов вылечить его вовсе бесплатно или назначить ему в плату что-то посильное, например, уборку в его дворе или починку крыши над его жилищем.

— Пока что это скорее восхваление, а не донос, — заметил Квен.

— Похвала открывает больше, чем любая ругань, — хмыкнул Тепу. — Нет, в колдовстве этот самый Хаштай замечен не был. Он никогда не читал заклинаний, никогда не составлял снадобий из компонентов, отнесенных к колдовским, таких как минералы, плоть человека или животных. Никогда не чертил тайных знаков и не разжигал ритуальных огней. Единственное, что можно было вменить ему в вину, так это забывчивость. Он никогда не начинал лечение, произнеся похвалу Пустоте.

— Я встречал негодяев, с уст которых не прекращали литься славословия Пустоте, — скривил губы Квен.

— Важны не слова, а мысли, — шмыгнул носом Тепу. — Я не знаю, о чем думал этот врачеватель, но когда он лечил кого-то, то смешивал настои разных трав, иногда применяя крепкое вино, и все объяснял: что у несчастного служит источником недуга, как на него воздействуют травы, какие перемены должны случиться в его теле… и прочее, и прочее, и прочее.

— Я бы с удовольствием познакомился с достойнейшим врачевателем Хаштаем, — сдвинул брови Квен.

— Надеюсь, что досточтимому воеводе Квену это удастся, — склонил голову Тепу. — Но донос не об этом. Донос о том, что вблизи жилища Хаштая был замечен черный сиун!