Пагуба - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Малицкий cтр.№ 127

Против ожидания, ночные улицы Хурная были почти пустынны. Кое-где у лавок маячили охранники, продавцы спали прямо на выставленных вдоль дороги повозках, всхрапывали, что-то бормотали во сне, но стражи Лук не заметил. Переходя темными дворами с улицы на улицу, он добрался до портовой площади. Прошел через сплетенные из тростника шутейные ворота, миновал тростниковые же башни, помост с затейными гирями и шарами, столбы со щитами кланов. Со злой усмешкой покосился на столб, на котором висел белый щит клана Паркуи. Вдохнул запах моря, нырнул в переулок между высоким красивым домом и забором вокруг обиталища Хуш.

Тишину нарушал лишь стрекот цикад. Лук прислушался, не услышал никаких посторонних звуков и набросил на стену кошку. Та легла на гребень стены почти беззвучно. Мгновение — и Лук оказался наверху, одним взглядом оценил крохотный дворик с единственным кустом раскидистого можжевельника, выступ колодца, скамью, домик, теснящийся к углу ограждения, дымок, тянущийся из трубы. Во дворе никого не было. Лук смотал веревку, спрыгнул вниз, с досадой услышал звяканье рассыпанных по камням монет, мгновенно обнажил меч и подошел к двери. Он уже занес руку, чтобы постучать, когда услышал мягкий старушечий голос:

— Заходи, парень, не надо шума, и так раззвенелся на всю площадь.

Когда-то она была красавицей. Ослепительной красавицей. И теперь еще ее красота оставалась при ней, но, прикрытая старостью, искаженная морщинами и немощью, она казалась ужасной и отвратительной. Лук уже давно привык к этому, покидая одни города, въезжая в другие, он рассматривал лица стариков, представляя их в юности, и раз за разом уверялся, что обаяние старости имеет под собой чаще всего некрасивость юности, а ее же красота обращается со временем только уродством и безобразием. Впрочем, вряд ли он был готов счесть это правилом. Но смотреть на Хуш было страшно. Она напоминала дорогую вазу, некогда разбитую и склеенную из осколков, не все из которых нашлись. И теперь она стояла на видном месте, покрытая пылью и паутиной.

— Ты ведь знаешь, что я давно уже не ворожу? — спросила она, потягивая из чашки горячий напиток.

— Разве я просил о ворожбе? — удивился Лук.

— Ты ни о чем не просил, — согласилась Хуш и поправила тонкий, прошитый серебряной нитью воротничок черного платья. — Но я не ворожу.

— Но гостей принимаешь? — спросил Лук и глотнул сладкого напитка.

— Нет. — Она улыбнулась и от этого стала еще ужаснее. В неверном свете масляной лампы ее улыбка была подобна оскалу мертвеца. — Они приходят сами.

— Наверное, не очень часто? — спросил Лук.

— Да, — кивнула Хуш. — Очень редко. Чего ты хочешь?

— Мудрости, — пожал плечами Лук.

— С таким же успехом ты мог бы попросить старости, — усмехнулась Хуш.

— Нет, — замотал головой Лук. — Старости я не хочу.

— Ее никто не хочет, — ответила Хуш. — Но тут уж приходится выбирать. Мудрость ходит за руку с молодостью очень редко. Скажи, ведь весь этот шум там из-за тебя?

— Отчасти, — пожал плечами Лук. — Нового ишу я не выбирал, и нового смотрителя я тоже не выбирал. И ярмарка не в мою честь. Но некоторая суета по моей вине, соглашусь.

— И чем тебе могу помочь я? — спросила Хуш.

— Если ты не можешь сделать мудрым меня, тогда поделись собственной мудростью, — попросил Лук. — Я бы не пришел, Хуш. Харава послал меня.

— Харава? — сдвинула она брови.

— Хаштай, — напомнил другое имя лекаря Лук. — Врачеватель. Он когда-то жил в Харкисе. Белый сиун преследует его. — Лук наморщил лоб. — «Образ белесый и мутный, человеческий, принимающий в ясный день вид выточенной из горного хрусталя линзы, искажением взгляда определяемый».

— О! — Она удивленно хмыкнула. — Не думала, что кто-то еще интересуется изысканиями прошлого. Недавнего прошлого. Или давнего. Значит, тебя прислал Сакува?

— Нет, — замотал головой Лук. — Это я из клана Сакува. А Харава просто жил в Харкисе. Он не из клана.

— Я знаю, — кивнула Хуш. — Он не из клана. Он сам Сакува. Это его имя.

— И что это значит? — хрипло произнес Лук.

— Тебя никогда не удивляло, что у каждого клана два имени? — спросила Хуш. — К примеру, клан Зрячих — и он же клан Сакува? Или клан Паркуи — и он же клан Чистых?

— Я не задумывался об этом, — признался Лук.

— Я сразу тебя узнала, — снова улыбнулась Хуш, и Лук вдруг почувствовал, что она больше не кажется ему ужасной. Ее красота никуда не делась. Ужасной была маска, которая скрывала ее красоту.

— Ты так похож на мать. На свою настоящую мать.

Она смотрела на него с грустью, с каким-то всепроникающим знанием и одновременно безжалостностью. Наверное, так смотрела бы на деревья, раздвинутые ее корнями, мать деревьев.

— Ее звали Атимен, — сказал Лук. — Атимен Харти.

— Нет, — покачала головой Хуш.

Он начинал что-то понимать, но понимание все еще было подобно клочку тумана в жаркий летний полдень.

— Тогда… — Лук почесал затылок и сказал первое, что пришло в голову: — Гензувала?

— Нет. — Она почти смеялась в голос. — Нет, парень. Ты можешь назвать сотни имен и, может быть, даже не ошибешься ни в одном имени, но не назовешь одно, подлинное.

— Какое же оно? — хрипло спросил Лук.

— Сотри морок со своих глаз, — попросила Хуш, и Лук тут же понял, как это сделать. Нет, он не стал тереть веки ладонями или представлять самого себя с зеленым взглядом, он просто моргнул, и его взгляд стал прежним. И он понял это по улыбке Хуш.

— Ее имя — Эшар, — сказала она.

— Клан Крови? — поразился Лук и тут же проговорил затверженные наизусть слова: — «Образ темно-багровый, часто черный…»

— Приятно бросать семена в разрыхленную почву, — заметила Хуш. И тут же стала жесткой и холодной. — Только все это бесполезно.

— Что всё? — не понял Лук.

— Всё, — отрезала Хуш. — Ты думаешь, что ты первый? Таких, как ты, было уже много. И всегда все это кончалось ничем. Одним и тем же. Пагубой.

— Так причина Пагубы только… — наморщил лоб Лук.

— Ты хочешь сказать — в ком-то из двенадцати? — растянула губы в холодной улыбке Хуш. — Отчасти.

— Из двенадцати? — повторил Лук и вспомнил рисунок на книге, вспомнил то, что вычерчивал Хантежиджа, и забормотал описания сиунов. Одного за другим, одного за другим…

— Довольно. — Она больше не улыбалась. — Тычешься, словно слепой. Завтра или послезавтра тебя убьют, и повторится то, что случалось уже много раз. Но не думай, Пагуба наступит все равно. Весь секрет в том, что, даже если случится чудо и ты ее переживешь, ты все равно рано или поздно обратишься в тлен, а двенадцать останутся. Останутся, даже если попытаются умереть. Это клетка, Кир Харти. Клетка. Вся Салпа — клетка!