Вакансия - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Малицкий cтр.№ 92

– В одиннадцать часов тридцать две минуты? – переспросил Дорожкин.

– Точно так, – кивнул Мещерский, успокаивая дыхание. – Еще что-то надо отыскать в Интернете?

– Скачай мне словарь латинских выражений, – попросил Дорожкин. – Хотя нет, уже не нужно. И вот еще, – он махнул рукой, – вон больница. Ты там хотел с чем-то разобраться? Только будь осторожнее.

Возле здания администрации стояли высокий роскошный автобус, директорский «вольво» и фура той же марки. В кабине фуры копался Павлик. Дорожкин встречал водителя Адольфыча в городе нечасто, но никогда не заговаривал с ним. Хватило пары раз, когда в ответ на вежливое «Здравствуйте» он получал полный недоумения и холода взгляд. В этот раз к холоду добавился внимательный прищур, а всего-то и вымолвилось сакраментальное: «И жнец, и на дуде игрец».

На входе в администрацию за высокой стойкой сидел Никодимыч. Стульчик ему выделили явно детский, отпилив от него подлокотники и прикладной столик, но все равно из-за стойки виднелась только почему-то летная фуражка.

– Доброе утро, – подошел к стойке Дорожкин. – Мне к Адольфычу.

– Доброе? – не понял Никодимыч, прихлебывая чай из чашки, которую он, судя по явлению банного на круглой поляне, носил с собой на работу из дома. – Утро добрым не бывает. Бывает холодным, бывает теплым. Зимним может быть. Или летним. Слякотным. Ветреным. Да каким угодно, но не добрым. Злым, впрочем, тоже. Хотя если бы ты работал у Адольфыча…

– Мне именно к Адольфычу, – повторил Дорожкин.

– Ты вот что имей в виду, – понизил голос Никодимыч, – я твою кручину не теребил, но просьбу имею. О том, как я коровий лепех у Шепелевой месил, зря не болтай. Мне перед Адольфычем авторитет ронять себе дороже. Договорились?

– Не из болтливых, – кивнул Дорожкин.

– Вот и славно, – расплылся в улыбке Никодимыч. – Кабинет Адольфыча на пятом этаже, только ты не торопись. Он же тебе на одиннадцать назначил, так у тебя еще тридцать минут. Секретарь у него – Мила, стерва высочайшей пробы, раньше времени не пустит. Так что погуляй, осмотрись, как работает городская администрация. На первом этаже у нас столовка. На третьем – буфет. А в одиннадцать прошу пожаловать к шефу.

Есть Дорожкин не хотел. Он оглянулся, расстегнул куртку, подошел к газетному ларьку, из-за стекла которого на него смотрела полная киоскерша, взглянул на газеты. Газеты были недельной давности. Вероятно, городская фура ходила в Москву за товаром, и за газетами в том числе, раз в неделю. Дорожкин купил блокнотик, пару ручек и медленно пошел по пустынному коридору, в который выходило множество дверей.

Все они были застеклены, и застеклены не рифленым стеклом, а обычными стеклопакетами, начищенными до такой степени, что казалось, будто стекол нет вовсе. Дорожкин бы так и подумал, если бы прямо на стекла не крепились таблички, на которых были указаны должности и имена хозяев кабинетов. Директора департаментов, инспектора, начальники отделов и инструкторы всех возможных видов человеческого применения вытянулись сплошной лентой. Люди в кабинетах находились по одному, иногда по двое, но за каждым стеклом Дорожкин видел одно и то же: человек сидел за столом, положив руки на обязательно чистую столешницу, и что-то старательно писал на листе бумаги. И перед каждым лежала стопка чистых листов и стопка исписанных.

Дорожкин дошел до конца коридора, в конце его нашел лестницу и поднялся на второй этаж, после чего прошелся по такому же коридору второго этажа и перешел на третий. На каждом этаже происходило то же самое, разве только в нескольких кабинетах, которые отличались от прочих черными, а не золотыми табличками, люди не писали, а сидели у тех же стопок белых листов неподвижно, уставившись перед собой. Насколько Дорожкин понял, это были судьи, прокуроры, адвокаты и судебные исполнители. Никто из них работой перегружен не был. В конце коридора, между залом судебных заседаний и лестницей, обнаружился буфет. Румяная буфетчица подала Дорожкину чашку кофе и бутерброд, которые навели на него уныние – так они напомнили студенческие годы и бедную столовку на первом этаже рязанского вуза. Дорожкин оставил надкусанный бутерброд и пригубленный кофе на круглом столике-стойке, с трудом выдавил из себя «спасибо» и перешел на четвертый этаж. Там продолжалось все то же самое, разве только двери были массивнее, таблички, на которых слова «отделы» и «департаменты» сменились важными «управлениями», ярче, а обладатели кабинетов – толще. К тому же и писали они медленнее и явно более крупными буквами. На пятом этаже дверь была только одна.

Дорожкин посмотрел на экран телефона, до одиннадцати оставалось три минуты, толкнул высокую дверь, на которой было написано одно слово – «Приемная», и остановился. Он оказался в огромном зале, протянувшемся едва ли не на половину всей площади пятого этажа. Сливающиеся в стеклянный эшелон окна по правую сторону были украшены бесчисленными горшками и горшочками со всевозможными растениями. Закрытые шторами окна по левую сторону служили фоном для десятков, если не сотен гипсовых бюстов. Ленин, Сталин, Троцкий, Мао Цзэдун, Чан Кайши, Хо Ши Мин, Ким Ир Сен, Фидель Кастро и другие следовали друг за другом безупречной шеренгой. От ног Дорожкина начиналась красная ковровая дорожка, убегая к далекой двери, возле которой виднелась крохотная фигурка секретарши.

– Евгений Константинович? – раздался из динамика над головой Дорожкина женский голос.

– Да. – Он поднял голову и увидел на экране монитора милое улыбающееся девичье лицо.

– Вам назначено на одиннадцать, сейчас без трех минут. Начинайте движение через полторы минуты.

– Дурдом, – раздраженно прошептал Дорожкин, но выждал полторы минуты и зашагал по ковровой дорожке. Секретарша, к которой он медленно, но верно приближался, смотрела на него с улыбкой. Пожалуй, ее лицо и фигура были не менее безупречными, чем лицо и фигура Маргариты, но если последняя одним своим видом вызывала жгучее желание, то эта девушка возможное желание уничтожала. Она была словно изготовлена из фарфора и казалась такой же холодной. Когда Дорожкин приблизился на пять шагов, она поднялась и протянула руку к тяжелой двери из красного дерева со скромной табличкой: «Простак В. А.».

– Проходите, Вальдемар Адольфович ждет вас.

Дорожкин толкнул дверь и оказался в кабинете, который был почти равен площадью предшествующему коридору, разве только в нем царил полумрак, потому как все окна были закрыты тяжелыми плюшевыми шторами, но над головой Дорожкина тут же вспыхнула роскошная люстра, и со стороны далекого стола сорвался и быстрым шагом пошел навстречу инспектору Адольфыч.

– Евгений Константинович! Ты точен. Очень приятно, очень. Проходи, проходи.

Они встретились на середине кабинета через полминуты. Похлопывая Дорожкина по плечу, Адольфыч довел его до стола, который был таких размеров, что изготавливали его, наверное, прямо в том кабинете, в котором он должен был стоять, усадил за высокий стул, сел напротив, отодвинул в сторону лампу с зеленым абажуром, нажал на селектор и весело попросил: