Жюстина, или Несчастья добродетели - читать онлайн книгу. Автор: Маркиз Де Сад cтр.№ 176

— Он об этом не знал, — объяснил Роже, — он думал, что я в Америке. После того, что я совершил, мне не подобает хвалить его, но он не солгал, и нет ничего более достоверного, чем услуги, которые он оказывал мне всю жизнь. Только разврат заставляет меня оставаться здесь, чего я, конечно же, не сделал бы, если бы слушал его советы и принимал его деньги, которыми он столько раз меня одаривал. Ну ладно, я ни в чем не раскаиваюсь, а мой поступок доказывает, друзья, что ваши интересы мне дороже, чем все узы природы, и что я пожертвую всем на сеете, чтобы служить вам.

Братоубийство, совершенное Роже, нашло много сторонников среди обитателей подземелья, но ни одного противника. Несчастной Жюстине велели закопать труп, и мы предоставляем читателям самим догадываться, сколько раз ее принуждали к тому, что с каждым днем усиливало в ее душе ненависть к новым чудовищам, с которыми столкнул ее случай.

Однако радость при виде такой богатой добычи еще больше распалила похоть, и эта ночь была посвящена утехам. Оргии были грандиозны, все женщины, а также все мальчики участвовали в них без одежды, Жюстина обслуживала в таком же виде пирующих и развлекающихся разбойников.

За десертом Гаспар вспомнил, что Серафина давно обещала рассказать историю своей жизни, его поддержала вся компания, и вот что поведала эта прелестная дева.

История Серафимы. — Как Жюстина ушла от бродяг. — Новый добродетельный поступок и его последствия. — Кто такой Ролан. — Пребывание в его доме

Я родилась в Париже от мужчины и женщины, чья в высшей степени двусмысленная репутация не оставляла надежды на то, что плод их любви будет отличаться высокими моральными качествами. Мой отец был сторожем в капуцинском монастыре в Марэ [66] , моя мать, очень красивая и известная в квартале потаскушка, жила неподалеку от монастыря на монастырские деньги, которыми снабжал ее отец Симеон, он же виновник моего рождения. У меня был брат на год старше меня, плод той же интрижки, которого Полина, моя матушка, воспитывала так же, как и меня, в весьма вольном духе. Этот братец, которого назвали Эгль по фамилии моего отца, был одновременно и самым красивым ребенком и самым отъявленным малолетним развратником во всем Париже. Самые порочные наклонности выявились в нем в самом юном возрасте, и маленькому шалуну ничто так не нравилось, как внушать их мне все без исключения. Когда ему исполнилось десять лет, он уже отличался распущенностью, страстью к пьянству и воровству, был крайне жесток и передавал мне свои пороки с силой убеждения, необычной для своего возраста. Он и открыл мне тайну нашего рождения, тем самым бросив в мое сердце великую ненависть к родителям. Однако Эгль любил мать, он даже питал к ней плотские чувства, и это сразу бросалось в глаза.

— Мне только десять лет, Серафина, — иногда говорил он мне, — но я хотел бы спать с матушкой, как это делает Симеон; я уверен, что делал бы это не хуже его… Я их видел… и знаю все, я и тебя научу, если ты хочешь.

К сожалению, как я уже сказала, Полина молчаливо поощряла все его дурные качества: она боготворила моего братца, она укладывала его с собой в постель, и Эгль не замедлил признаться мне, что именно от этой матери-кровосмесительницы он узнал большую часть вещей, которым хотел научить меня. Такая невоздержанность плоти объясняется возрастом моей матери, которой было только двадцать три года, когда она бросила тринадцатилетнего сына в мир бурных страстей. Пылкая как вулкан и прекрасная как ангел, блудница, подстегиваемая природой, больше слушала ее голос, нежели голос разума. Судя по ее советам, я видела, что ее мораль весьма сомнительна. Но будучи еще слаба умом, чтобы понять ее мотивы, я принимала за нежность то, что было следствием необыкновенной развращенности.

Таковы были приблизительные причины почти полного отсутствия нашего воспитания; читать и писать — только этому нас учили, но ничего не говорилось о даре божьем, о морали и религии. Симеон, самый бессовестный, самый развратный из людей, нарочно проповедовал то, что отвращало нас от Бога.

— Было бы хорошо, — говорил он, — перерезать горло любому, кто произнесет его имя. Надо охранить молодежь от этих опасных знаний, тогда она скорее избежит ошибок в жизни. Если бы только все отцы поступали так! Вот тогда философия воцарится среди людей.

Может быть, кто-то подумает, что, мол, недалекий был человек этот капуцин, однако как раз умом он не был обижен. Поэтому так любил распутничать: не зря говорят, что этот порок почти всегда встречается у великих людей и что очень редко человек талантливый не отличается безбожием или безнравственностью.

Хотя интрижка Симеона с моей уважаемой матушкой продолжалась уже тринадцать лет, так как он лишил ее девственности в десятилетнем возрасте, да и сама она была плодом предыдущей связи досточтимого Симеона с уличной торговкой, отсюда Полина, в одном лице его дочь и его любовница, имела двойную причину завоевать его сердце, — так вот, хотя этот союз продолжался тринадцать лет в силу указанных выше причин их взаимная страсть совсем не охладела. Беспрекословная любезность моей матери, ее исключительное повиновение разнообразным капризам капуцина — одним словом, сочетание всех этих факторов делало общество Полины необыкновенно ценным для него, и не проходило и дня без того, чтобы он не проводил с ней по пять-шесть часов. Настоятель монастыря отец Ив, который, со своей стороны, содержал очень красивую восемнадцатилетнюю девушку, часто присоединялся со своей любовницей к этой парочке. В обоих семействах жила очаровательная служанка, которая также участвовала в этих ассамблеях сладострастия, где после сытной трапезы приносились Венере гнусные жертвы, придумать которые способен лишь гений монахов.

Однажды, когда веселая компания собралась на очередное празднество, ко мне прибежал запыхавшийся брат.

— Серафина, — сказал он, — ты не хочешь взглянуть, как проводят время наши добрейшие святоши?

— Ну конечно!

— Только знаешь, милая сестрица, я покажу тебе этот спектакль с одним условием.

— С каким еще условием?

— Ты позволишь мне проделать с тобой все, чем будут заниматься они.

— А чем они занимаются?

— Сама увидишь, сестрица… Ну как, ты согласна? И маленький плут подтвердил свое предложение таким жарким поцелуем, обжегшим мне губы, что во мне тотчас проявились первые признаки огненного темперамента, которым одарила меня природа: я просто-напросто извергнулась в объятиях своего брата. Мошенник воспользовался моей слабостью, повалил меня на кровать, задрал мне юбки, раздвинул ноги и принял в рот недвусмысленные плоды удовольствия, которое пробудил во мне.

— Ты пролила свое семя, сестрица, — пробормотал Эгль. — Да, любовь моя, так называется то, что ты сейчас сделала… Ты опередила меня: я еще не способен на это. Матушка часто ласкала… сосала меня — ничего не помогало; она сказала, что это придет позже, когда мне будет четырнадцать, но все равно это очень приятно. Возьми эту штуку, — продолжал он, взяв мою руку и положив ее на свой пенис, небольшой, но уже твердый, вызывающий и довольно приятный наощупь, — потереби ее, сестренка, и увидишь, как я буду наслаждаться… Хотя погоди, сейчас я положу тебя так, как обычно делает мама, когда спит со мной.