Мужчина ее мечты - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Угрюмова cтр.№ 28

Чего нельзя сказать о наших заказчиках. Вот уж на ком клейма негде ставить. А фигурант, который им так покоя не дает, человек достойный. Знаешь, пес, достоинство — это как цвет глаз или волос. Это сразу видно. Или есть достоинство и порядочность, или нет. Возможно, ты скажешь, что я идеалист, но я так не думаю.

Опять же не все так просто с этими чертовыми фотографиями. Я не слишком хорошо знал человека, который на них запечатлен, но всегда считал, что это моя беда. Это был удивительный человек, пес. И то, что они вместе, — лишнее доказательство ее кристальной чистоты и порядочности. Тот никогда бы не допустил до себя сволочь или подлеца. И уж точно что не улыбался бы так счастливо. Он ведь рыцарь был без страха и упрека. Помнишь, я тебе «Сокрытое в листве»* читал?.. Хорошо бы запрячь ребят, узнать, что и как там обстояло на самом деле. Но нельзя никого впутывать в эту историю. Сдается мне, очень она запутанная и сложная. А самому мне придется долго и нудно копаться, что грустно, ибо времени в обрез.

* «Сокрытое в листве» — «Хакагурэ», «священное писание» самураев, созданное монахом Ямамото Цуиэтомо.

Слишком все, пёсинька, удачно совпало, чтобы я не придал этому никакого значения. Не успели мою Никушку обнаружить, как оказалось, что около нее крутится некто Абессинов — личность весьма примечательная. Бизнесмен, и крупный, говорят. С японцами и южнокорейцами дела и дружбу водит; по-японски шпарит, по-корейски тоже, на китайском, наверное, думает. Учителя себе вывез из Поднебесной*, странно, что не Великую Китайскую стену. С его деньгами все возможно.

* Поднебесная — древнее название Китая.

И вот здесь, Зевс (ну возьми, возьми еще кусочек, вот молодец), начинается самое интересное. Не просто деньги имеются у господина Абессинова, а огроменные деньги. Но никто ему дорогу не переходит и его доходами не интересуется. И я бы ему не рискнул поперек дороги становиться, потому что крут, ох как крут Владимир Ильич. Ему дай точку опоры, он, как его тезка, всю страну на уши поставит. Я уверен, что вовсе не автомобили и оргтехнику он с Дальнего Востока возит и не в простые командировки по всему миру мотается, но только за руку его никто не схватил. А ощущения, не данные нам в реальности, к делу не подошьешь. Да и нет такого самоубийцы, чтобы Владимиром Ильичом Абессиновым интересоваться.

Если бы речь шла не о Нике, я бы тоже заикнуться не смел.

Кто же она? Кто же она такая?!!

Что скажешь, пес?

* * *

То, что мой любимый мужчина работал в небезызвестном ведомстве, я поняла почти сразу после того, как мы стали жить вместе, — и даже, кажется, несколько раз упоминала о своей необычайной прозорливости. А женская интуиция — замечательное чувство, которое убеждает меня в том, что я права, даже если я совершенно не права, — подсказывала, что властью он обладает немалой. Это проявлялось буквально во всем. Тот, кто когда-либо сталкивался с людьми, стоящими на вершине какой-либо иерархической лестницы, сразу поймет, что я имею в виду. Жорж привык и к тому, что все делается по первому его слову, и к тому, что он надежно защищен самим своим положением. Это не означало вовсе, что он никогда не рисковал жизнью, но риск его был вполне осознанным и даже добровольным, а вне каких-то вполне конкретных операций он жил по принципу «своя рука — владыка». Наверное, именно чувство собственной силы и значимости, подкрепленное общественным положением, и натолкнуло его на блестящую мысль — отправить меня по своим стопам. Он никогда не говорил со мной об этой стороне дела, но я уверена, что рассуждал он приблизительно следующим образом: как его жена, я не являлась для «конторы» существом неприкосновенным (эта прелестная традиция была успешно заложена еще в тридцатые годы и с тех пор никак не желала умирать); а вот в качестве сотрудника приобретала абсолютно иной статус.

Он как-то не собирался учитывать, что любой из сотрудников являлся еще и расходным материалом, — никого особенно не щадили в этом славном ведомстве, и о выживании нужно было заботиться самому. Но Жорж — в силу особенностей своего характера — не принимал во внимание подобные мелочи. Собственная жизнь и собственная смерть тоже не слишком отличались в его представлении одна от другой.

В том году я как раз закончила университет, и кое-кто даже пророчил мне блестящее будущее филолога и лингвиста.

Жорж подкатился ко мне с невероятно соблазнительным предложением: он предлагал не кропотливую и пыльную бумажную работу, на которую, по правде, я только и могла рассчитывать, но обучение у самых известных и талантливых специалистов, изучение таких тонкостей языков и культур, о каких только может мечтать юная и возвышенная (наивная!) особа. А кроме того, овладение несколькими профессиями — и уже затем службу в странах, которыми я буквально грезила в те годы.

Должна признать, Георгий Александрович был настоящим мастером своего дела и на службе его ценили не зря. Он легко убедил меня: во-первых, я становилась ближе к нему, а меня это еще очень и очень беспокоило, и, поманив этим запретным плодом, Жорж мог добиться чего угодно. Во-вторых, только здесь — думала я — получится вырваться в Европу или Японию и Китай. Я слишком хорошо знала и любила эти далекие, недоступные советскому человеку страны, я слишком долго мечтала пожить там, и не в качестве экскурсанта несколько дней в дешевой гостинице, под постоянным надзором гида и «искусствоведа в штатском», а так, как люди живут… Жорж знал, что обещать. Я очень старалась, чтобы все получилось так, как он задумал. Поэтому во время собеседования из шкуры вон лезла, чтобы произвести впечатление на своих оппонентов, и добилась-таки наивысшего признания. Меня приняли на «ура!».

* * *

По большому счету, меня никто не обманул.

Первый год обучения представился почти что сказочным сном, настолько интересные и неординарные люди окружали меня в тот период. Следует упомянуть также, что в тот год Жорж остался единственным близким человеком. Пережив потерю родных как огромную трагедию, я обрела самостоятельность. А постоянная сосущая тоска, которая неизменно сопровождает любого человека в первые месяцы осознания и постижения всей глубины своего одиночества, побудила меня заниматься как можно активнее.

«Контора» никогда не скупилась, если речь шла о целесообразности и выгодах обучения новых кадров. Мы изучали не только языки и постигали естественно необходимые азы техники, но и погружались в странный и прекрасный мир, казалось бы, совершенно посторонних вещей. Раз в десять дней чудаковатый старичок из Института востоковедения читал нам ошеломительные лекции о древнем Китае; очкастый, весь не от мира сего, профессор Хамкин (одна его фамилия приводила в неописуемый восторг и заставляла обращаться в слух) дотошно и подробно рассказывал о свойствах и вкусах вин и коньяков, но самой восхитительной частью обучения являлась, конечно, дегустация. Мы штудировали немецкую грамоту и французскую и испанскую моду; орудовали разноразмерными ложками, вилками, ножами и лопаточками (могу похвастаться, что преподаватели изредка консультировались у меня в спорных вопросах); разбирали и собирали радиоприемники и учились ориентироваться в бескрайнем море взрывчатых веществ; а еще привыкали к оружию, а оно к нам.