— Мадемуазель, — грубо начала я, — не
обращайте внимания и не делайте ложных выводов из мимолетного опьянения, в
которое погрузила меня Природа против моей воли, и не тешьте себя напрасной
надеждой; я люблю женщин, всех женщин вообще; вы меня удовлетворили, но теперь
все закончилось. Теперь я скажу вам, что ваша мать дала мне пятьсот тысяч
франков на ваше приданое; лучше, если вы узнаете об этом от меня, нежели от
кого-то другого.
— Я уже знаю это, мадам.
— Ах вот как, мадемуазель, вы уже это знаете, тогда
примите мои поздравления. Однако вам еще неизвестно, что ваша родительница
задолжала такую же сумму некоему господину де Нуарсею, которому я отдала эти
деньги и который теперь, по своему усмотрению, может вернуть их вам или же
оставить себе, ибо и деньги и право решения принадлежат ему. Завтра я сведу вас
с этим господином и рекомендую вам проявить к нему крайнее почтение и
постараться исполнить любое его желание.
— Мадам, я должна предупредить вас, что этические и
моральные нормы, которые я усвоила, противоречат вашим советам.
— И моим действиям — это вы хотели добавить, милочка,
поскольку я вижу, что вы меня осуждаете. Осуждаете за всю мою доброту к вам и
за добрый совет.
— Я не говорила этого, мадам.
— Так скажите это, ибо ваши упреки мне так же безразличны,
как и ваши похвалы: я забавляюсь с такими девицами, а когда пыл проходит, я их
презираю.
— Презираете, мадам! Я считала, что презирать следует
только порок.
— Порок забавляет, добродетель — вот что скучнее всего.
Согласно моим убеждениям, то, что способствует нашим удовольствиям, всегда
предпочтительнее того, что не приносит ничего, кроме головной боли и неприятных
ощущений… Но вы откровенно ответили, дорогая моя, и я заявляю с той же
откровенностью, что вы своенравны, капризны и нахальны, и при всем этом вы
далеки от тех совершенств, которые делают эти свойства извинительными. Однако
довольно об этом, мадемуазель, если вы не возражаете; все дело в том, что я
ничего вам не должна, что вашими деньгами я расплатилась с кредитором вашей
матери и что, наконец, кредитор должен решить, отдать вам полмиллиона или нет;
но я вас предупреждаю, что если вы хотите вернуть свое приданое, вы должны
отнестись к этому господину со всем почтением.
— О какого рода почтении вы говорите, мадам?
— О том самом, какого я требовала от вас; мне кажется,
вы понимаете, что я имею в виду.
— В таком случае, мадам, пусть ваш господин де Нуарсей
оставит деньги себе. Я не из тех людей, кто может польститься на столь
бесчестную карьеру, которую вы мне предлагаете; если из уважения к вам, из
своей детской неопытности я несколько минут назад позабыла все, чему меня
учили, позабыла все приличия, то теперь вы открыли мне глаза, и я приму
наказание за свой невольный грех.
И из ее глаз, самых прекрасных глаз в мире, полились слезы.
— О, как это трогательно, — процедила я сквозь
зубы, — сейчас я упаду к ногам мадемуазель! Боже мой, что было бы с нами,
распутными людьми, если бы нам приходилось кланяться каждой шлюхе, которая нас
удовлетворила?
Слово «шлюха» прозвучало как сигнал к настоящей буре:
девушка билась о стол головой, стонала от отчаяния, разбрызгивала слезы по всей
комнате; и если хотите знать правду, я с острым, щекочущим удовольствием
продолжала унижать Фонтанж, ту самую Фонтанж, от которой была в экстазе совсем
недавно. Гордыню исцеляет крушение иллюзий, и презрение к идолу вознаграждает
нас за все унижения, которые мы претерпеваем, простираясь перед ним ниц. Теперь
эта глупая гусыня раздражала меня сверх всякой меры.
— И еще, дитя мое, — добавила я, если господин де
Нуарсей не вернет ваше приданое, вы можете поступить ко мне в услужение, к
вашему счастью мне как раз нужна работница на кухне, думаю, с кастрюлями и
горшками вы справитесь.
Эти слова вызвали новый приступ слез и рыданий, и я
испугалась, что она задохнется.
— С другой стороны, — не унималась я, — если
вам не нравится кухня, вы можете просить милостыню или попробовать торговать
своим телом. Я думаю, проституция вам подойдет: у вас смазливая мордашка, к
тому же вы не представляете себе, как много можно заработать, лаская мужские
члены.
— Мадам, — заговорила Фонтанж сквозь слезы, —
я не гожусь ни для того, ни для другого. Я хочу оставить этот дом и покорнейше
прошу вас отпустить меня. Я раскаиваюсь в том, что делала здесь, и буду всю
жизнь молить Всевышнего о прощении. Мне хочется вернуться в монастырь.
— Неужели? Но вас больше туда не примут. За пребывание
в монастыре надо платить. А денег у вас нет.
— Зато у меня там есть подруги.
— И подруг у вас больше нет, потому что вы бедны.
— Я буду работать.
— Довольно, глупышка, успокойся и вытри слезы; сегодня
за тобой присмотрят мои служанки, а завтра я отведу тебя к Нуарсею, и если ты
не будешь строптивой, возможно, он будет к тебе не столь строг, как я.
Я дернула за сонетку и поручила девушку заботам своих
лесбиянок, потом велела заложить карету и помчалась в дом Нуарсея. Он попросил
рассказать все подробности, и мой правдивый, без всяких преувеличений рассказ
не замедлил возбудить его.
— Взгляни, — сказал он, доставая отвердевший
член, — взгляни, Жюльетта, что натворил твой талант рассказчицы.
С этими словами он увел меня в будуар, и вовлек в разного
рода забавы, которые еще сильнее разожгли его похоть, ибо у такого распутника,
как Нуарсей, они представляли собой не наслаждение ума или плоти, но попрание всех
священных уз Гименея и Любви. Я не отпускала его в течение двух часов, так как
мне до безумия нравятся эти маленькие праздники бесстыдства; я с радостью дарю
их мужчинам, с такой же радостью они их принимают. Итак, после двухчасовых
утех, которые, впрочем, нисколько нас не утомили, Нуарсей обратился ко мне с
такими словами:
— В душе моей, Жюльетта, очень давно живет одна, в
высшей степени необычная, страсть, или, если хочешь, прихоть; я с нетерпением
ожидал твоего возвращения, так как удовлетворить ее могу только вместе с тобой.
Я хочу сыграть свадьбу… даже две свадьбы в один и тот же день: в десять часов
утра, одевшись женщиной, я хочу выйти замуж за мужчину, в полдень, в мужской
одежде, я буду жениться. Но это еще не все: другая женщина должна сделать то же
самое, и кто, кроме тебя, сможет участвовать в этой фантастической комедии? Ты
оденешься в мужское платье и сочетаешься браком с лесбиянкой в одно время со
мной, когда я, одетый женщиной, возьму кого-нибудь в мужья; после чего, уже в
женском платье, ты поженишься с другой шлюхой, облаченной в мужской костюм, и в
тот же момент я, в обычном своем облачении, вступлю в священный брак с
педерастом, одетым девицей.