— Жюльетта, — сказал он, когда я закончила свой
рассказ, — если бы я не твердил тебе много раз, что буду относиться самым
снисходительным образом к твоим шалостям, я бы, конечно, устроил тебе нагоняй.
Ты не можешь не совокупляться, и это вполне естественно, но твоей ошибкой был
выбор партнера: ведь ты не знаешь, можно ли положиться на Делькура. Однако я
рад, что ты с ним познакомилась; он два года был моим пажом, когда ему было
четырнадцать лет, сам он из Нанта, где служил палачом его отец, и этим фактом
объясняется мой интерес к мальчишке; я лишил его невинности, а когда мне
надоело с ним развлекаться, передал его главному палачу Парижа, чьим помощником
он оставался до самой смерти отца; потом унаследовал отцовский пост в Нанте.
Парень он неглупый и изрядный развратник, но, как я уже сказал, он не из тех,
кому можно доверять. Ну ладно, послушай теперь об узниках, которых нам
предстоит казнить.
Из всех жителей королевства де Клорис, возможно, больше
всего способствовал моему продвижению; в тот год, когда меня собирались
назначить министром, он, будучи еще молодым, был любовником герцогини де Г.,
чья власть при дворе была почти неограничена, и вот, главным образом благодаря
усилиям и интригам этой парочки, я получил от короля пост, который занимаю
поныне. С тех пор я питаю неистребимую ненависть к Клорису; прежде я обходил
его дальней дорогой, боялся встретиться с ним; пока его покровительница была
жива, я воздерживался от решительных шагов, но недавно она скончалась, вернее,
я устроил так, чтобы она скончалась, и Клорис стал номером первым в моем черном
списке, кстати, к тому времени он женился на моей кузине.
— О Господи! Так эта женщина ваша кузина?
— Да, Жюльетта, и факт этот немало способствовал ее
участи. У меня давно зрели планы касательно этой дамы, так как она всегда
противодействовала моим желаниям. Потом я заинтересовался их дочерью и вот
тогда-то и столкнулся, с откровенной враждебностью, и моя ярость и неукротимое
желание разорвать все семейство на куски достигли своего предела. Чтобы
ускорить развязку, я прибегнул к подлости, низости, лжи и клевете и, в конце
концов, настолько разжег неприязнь королевы к отцу и дочери, намекнув, что
однажды Клорис уложил свою дочь в постель королю, что при нашей последней
встрече ее величество, будучи в сильнейшем гневе, велела мне убрать их обоих.
Она особенно настаивала на том, что должна получить их головы к завтрашнему
дню, за что мне назначена награда в три миллиона за каждую; я подчинюсь приказу
королевы и сделаю это с удовольствием, можешь быть уверена, и месть моя будет
сопровождаться весьма приятными эпизодами.
— Тут такое жуткое сочетание преступлений, господин
мой, что у меня начинает кружиться голова.
— Меня это тоже очень возбуждает, мой ангел, и я
приехал сюда с самыми чудовищными намерениями. Кстати, уже неделю Я не
испытывал оргазма и горжусь своим искусством подогревать страсть посредством
воздержания. За последние семь дней я развлекался с двумя сотнями шлюх и имел
интимные отношения еще с сотней лиц обоего пола, однако за все это время не
выбросил из себя ни капли спермы. Играя таким образом с Природой, я дошел до
состояния кипящего котла и не завидую тем, на кого обрушится этот ураган… Ты
сказала, чтобы нас оставили одних и чтобы никто, за исключением лиц,
необходимых дай спектакля, не был допущен в дом?
— Да, мой повелитель. Кроме того, я приказала повесить
на месте любого, кто попытается вторгнуться к нам, на всякий случай я выставила
возле Со эскадрон драгун, так что никогда обстановка для злодеяния не была
столь благоприятной, и мы и будем наслаждаться в свое удовольствие.
— Вот взгляни, до чего довели меня твои слова.
— Действительно, вы вот-вот кончите.
— А ты?
Не дожидаясь моего ответа и желая получить доказательства
сладостной агонии, в которой я пребывала, негодник задрал мне юбку и медленно
провел ладонью по влагалищу, потом с улыбкой Досмотрел на свои, покрытые липким
нектаром пальцы — красноречивый признак моего крайнего возбуждения.
— Ты знаешь, — сказал министр, — я обожаю в
тебе такие симптомы, ибо они подтверждают сходство наших мыслей. Но погоди: я
должен сцедить первую порцию, которая закупоривает выход спермы.
И, присосавшись губами к моей куночке, распутник добрую
четверть часа слизывал все, что там находилось, потом перевернул меня на живот.
— Да, — признался он, — больше всего на свете
я люблю целовать эту несравненную норку. А ведь в ней недавно кто-то побывал,
не так ли? Не иначе, как этот подлец. Ясно как день, что тебя только что
сношали в попку.
Говоря это, он не переставал мычать от удовольствия и
страстно целовать анальное отверстие и прилегающие к нему места, затем спустил
с себя панталоны, обнажив свой зад, и я, опустившись на колени, долго его
облизывала.
— Какая же ты искусница, милая моя стервочка, —
повторял он, упиваясь моими ласками. — Я бы сказал, что ты без ума от
моего зада. А вот и мой член просыпается — поласкай и его. Можешь позволить
себе и другие шалости: час Венеры должны возвестить колокола Безумия.
— Сегодня чудная теплая погода, — предложила
я, — вы можете раздеться совсем, и мы придумаем для вас оригинальный
наряд: сделаем прическу наподобие дракона или змея на манер дикарей Патагонии,
щеки раскрасим красной краской, нарисуем усы, наденем через плечо перевязь и
сложим в нее все инструменты, которые понадобятся для пыток. Такой костюм, наверняка,
приведет их в ужас, ведь, прежде чем окунуться в злодейство, надо внушить
жертвам страх.
— Ты права, Жюльетта, как всегда права. Поэтому я
целиком полагаюсь на твой вкус.
— Облачение и амуниция играют первостепенную роль, даже
наши справедливейшие в мире судьи облачаются, как герои дешевой комедии или
балаганные шуты.
— Мой единственный упрек в адрес нынешней судейской
братии заключается в том, что она состоит из людей, которым, к сожалению, не
хватает хладнокровия, но поскольку мы живем в такие времена, Бог с ними. Знай,
Жюльетта: лучше не поднимать руку на власть предержащих, если только не хочешь
запачкаться в собственной крови.
Между тем обед был приготовлен, мы сели за стол и продолжили
беседу в том же духе.
— Разумеется, — говорил министр, — законы
надо ужесточить во что бы то ни стало, и сегодня счастливо управляются те
страны, где правит инквизиция. Только они находятся под истинной властью
коронованных особ; задача духовных оков — упрочить оковы политические; власть
скипетра зависит от власти кардинала, и обе власти — светская и клерикальная —
исключительно заинтересованы в том, чтобы поддерживать друг друга, потому что
чернь может добиться своего освобождения, только расколов их единство. Ничто
так надежно не устрашает нацию, как страх перед религией, ничто так не пугает
людей, как вечный адский огонь, грозящий вероотступникам, вот почему суверены
Европы всегда поддерживают наилучшие отношения с Римом. Мы же, одна из немногих
крупных держав этого мира, ни во что не ставим грозные окрики презренного
Ватикана и плюем на них, и нам лучше держать наших рабов в постоянном страхе,
так как это единственный способ угнетать народ. По примеру Макиавелли я бы
хотел, чтобы пропасть между королем и чернью была не менее широка, чем между
божеством и тараканом, чтобы одним мановением руки монарх мог превратить свой
трон в остров в необъятном море крови; он должен быть богом на земле, а его
подданные имеют право лишь падать ниц в его присутствии. Не отыщется на свете
такого идиота, который осмелится сравнивать физическую конституцию — да, да,
простую физическую конституцию — короля и простолюдина. Я склонен считать, что
Природа вложила и в того и в другого одинаковые потребности, но ведь и лев и
земляной червь имеют одни и те же потребности, однако служит ли этот факт
признаком сходства между ними? Не забывай, Жюльетта, что как только короли
начнут терять свой авторитет в Европе, они приблизятся к презренной толпе, и
это будет первым шагом к их падению, а если они будут оставаться на
недосягаемой и невидимой высоте наподобие восточных монархов, весь мир будет
дрожать при родном упоминании их имени. Неуважение питается фамильярностью, а
фамильярность проистекает от близости к людям и от того, что они видят монарха
ежедневно и привыкают к нему. Древние римляне больше трепетали перед Тиберием,
сосланным на Капри, нежели перед Титом, который шатался по городу и утешал
бедных и несчастных подданных.