— Тогда следуй ее советам, милая, потому что они
никогда тебя не обманут.
— Меня очень убедили ваши речи, — продолжала
я. — В них столько здравых мыслей… Осмелюсь заметить, что редко можно встретить
подобную мудрость в вашем возрасте. Трудно поверить, что человеческое сознание
способно достичь высот, каких достигли вы, если только человек не обладает
самыми необыкновенными талантами. Поэтому простите мой вопрос: как вам удалось
совершить столько зла и сделать себя до такой степени жестокой?
— Придет день, и ты узнаешь обо мне все, — сказала
настоятельница, поднимаясь со своего стула.
— Зачем ждать? Неужели вы боитесь…
— Боюсь повергнуть тебя в ужас.
— Не бойтесь этого, мадам.
Однако стук в дверь помешал Дельбене закончить свою историю,
которую я так жаждала поскорее услышать.
— Тсс, — прошептала она, прижимая палец к
губам, — давай вернемся к нашим делам. Поцелуй меня, Жюльетта, а
когда-нибудь позже мы продолжим этот разговор.
В этот момент появились наши наперсницы, и я должна описать
их.
Мадам де Вольмар приняла постриг только шесть месяцев назад.
Ей недавно исполнилось двадцать лет; высокая, статная, удивительно белокожая,
обладательница роскошных каштановых волос и самого прелестного тела, какое
только можно себе представить. Вольмар, одаренная природой столькими
достоинствами, несомненно, была одной из любимейших учениц мадам Дельбены и,
исключая хозяйку, самой распутной из дам, приготовившихся участвовать в нашей
оргии.
Сент-Эльм была новенькая — семнадцати лет, очень живая
очаровательная девушка с искрящимися глазами, прекрасной формы грудями, вся
словно излучавшая сладострастие. Элизабет и Флавия — обе были пансионерки;
первой, скорее всего, не исполнилось и тринадцати, второй было шестнадцать. У
Элизабет было чувственное лицо с удивительно тонкими изысканными чертами;
несмотря на юный возраст она имела приятное, уже сформировавшееся тело с
волнующими формами. Что же касается Флавии, у нее, конечно же, было самое
ангельское личико, какое можно найти в этом мире. Невозможно представить себе
более прелестной улыбки, более белоснежных зубов и мягких волос, и вряд ли
можно найти такое соблазнительное тело, такую упругую и ослепительно белую
кожу. Ах, друзья мои, если бы мне пришлось писать портрет Богини Цветов,
моделью я выбрала бы Флавию!
Обязательные приветствия и комплименты были весьма краткими,
без излишних формальностей. Каждая из участниц знала, что ее привело сюда, и
желала поскорее перейти к делу, а вот речи этих дам, признаться, несколько
удивили меня. Даже в самом дешевом публичном доме не часто услышишь подобные
непристойности, какие я услышала от этих юных созданий, и мне показался
восхитительным контраст между сдержанно-изысканными манерами и откровенным
бесстыдством и грубостью речей, приправленных непременными в таких случаях
сальными словечками.
— Дельбена, — заявила мадам Вольмар, едва ступив
на порог, — держу пари, что сегодня тебе не удастся заставить меня
кончить: я всю ночь трахалась с Фонтениль, и она высосала из меня все, что
можно. Я без ума от этой твари, за всю мою жизнь никто не ласкал меня так
умело, как она, еще ни разу я не испытывала таких мощных оргазмов, да еще с
таким аппетитом. Да, дорогие мои, это была не ночь, а сказка!
— Нет, вы только посмотрите на нее! — улыбнулась
Дельбена, обращаясь ко всем присутствующим. — А вот я надеюсь, что сегодня
мы проделаем такие номера, которые будут в тысячу раз слаще.
— Разрази меня гром! Тогда давайте приступим
скорее! — вскричала Сент-Эльм. — Ведь я, не в пример Вольмар, сегодня
как после великого поста, потому что спала одна. — И она с очаровательной
непосредственностью подняла свои юбки. — Взгляните на мою куночку: она уже
вся высохла от жажды.
— Не спешите, — с укоризной заметила наша
наставница. — Для начала будет вступительная церемония; мы принимаем в
нашу школу Жюльетту, и она должна пройти ритуальные испытания.
— Какая еще Жюльетта? — удивилась Флавия. —
Ах, вот она! По-моему, эту прелесть я раньше не видела. — Она подошла ко
мне и смачно поцеловала меня в губы. — Ты умеешь сношаться, моя принцесса,
надеюсь, ты тоже либертина?
[11]
А как насчет лесбиянства, моя
цыпочка?
И без лишних слов негодница властным жестом положила одну
руку мне на грудь, другую — на промежность.
— А она ничего, — сказала Вольмар, оценивающе
разглядывая мои ягодицы. — Давайте скорее испытаем ее, а потом порезвимся
все вместе.
— Послушайте, Дельбена, — заговорила
Элизабет, — как ты смотришь на то, если Вольмар сразу приступит к этой
аппетитной жопке? Она так и пожирает ее глазами и жаждет отделать ее как
следует.
(Читатель будет приятно удивлен, узнав, что это предложение
поступило от самой юной участницы нашей церемонии.)
— Всем известно, — вставила Сент-Эльм, — что
наша Вольмар не уступит никакому самцу с таким клитором чуть не с палец длиной.
Ведь она будто специально создана для того, чтобы удивлять матушку-природу: и
самец, и самка в одном лице. Но, увы, бедняжке приходится быть либо
нимфоманкой, либо содомиткой — иного ей не дано!
Произнеся эту шутливо-изысканную тираду, она подошла ближе и
со всех сторон оглядела меня внимательным и опытным взглядом, в то время, как
Флавия придирчиво ощупывала мое тело спереди, а Вольмар — сзади.
— Ясно как день, — продолжала она, — что у
этой маленькой и сладенькой сучки отличное тело, и клянусь, что еще до того,
как наступит вечер, я узнаю вкус ее спермы.
— Утихомирьтесь, прошу вас, — сердилась Дельбена,
пытаясь восстановить порядок. — Потерпите немного…
— Какого черта! Давайте начинать! — взвизгнула
Сент-Эльм. — Я уже истекаю. К чему ждать? Может, еще помолимся, прежде чем
начнем сосать друг друга? Сбрасывайте живее свое тряпье и за дело!
Если бы вы присутствовали при сем, вашим глазам предстали бы
шесть юных дев, одна прекрасней другой, страстно и неистово ласкающих
обнаженные тела друг друга и образующих невероятные, неописуемые, то и дело
меняющиеся композиции. Однако оргия началась с ритуала инициации.
— Прекрасно, — сказала Дельбена, когда девушки,
наконец, успокоились. — Вот теперь можно начинать. Итак, слушайте меня:
Жюльетта ляжет на диван, и каждая из вас по очереди проделает с ней все, что
захочет. Я устроюсь напротив и буду принимать вас, тоже по одной, после
Жюльетты. Вы начнете в ее объятиях, а кончать будете со мной. Но учтите,
спешить мне некуда, и плоть моя потечет не раньше, чем я приму всех пятерых.