— Ну, хорошо, — не сдавалась я, — вы
доказали, что добродетелей не существует; теперь объясните мне, пожалуйста, что
такое преступление; ведь если, с одной стороны, вы топчете то, что меня учили
уважать, а с другой — смеетесь над тем, чего я должна бояться, значит, вы
непременно приведете меня к горизонту, к которому стремится мое сердце и за
которым не останавливаются ни перед чем.
— Тогда усаживайся удобнее, Жюльетта, потому что эта
тема требует серьезного обсуждения, и если хочешь понять меня, слушай
внимательно.
Что такое преступление? Этим словом называют любое
формальное нарушение, будь то невольное или преднамеренное, того порядка в
человеческом обществе, который известен под именем «закон». Следовательно, это
всего лишь случайное и бессмысленное слово, поскольку все законы относительны и
зависят от обычаев и правил поведения, а те, в свою очередь, определяются
временем и местом обитания. Они могут быть абсолютно разными на расстоянии
нескольких сот миль, то есть если я совершу преступление, а затем сяду на
корабль или в почтовую карету и совершу то же самое в другом месте, тогда в
воскресенье утром в Париже меня приговорят к смертной казни, а в следующую
субботу я стану героем дня в другой стране, где-нибудь на границе с Азией или
на Африканском побережье. Столкнувшись с этим вопиющим абсурдом, философ
начинает рассуждать следующим образом:
1) Сами по себе поступки являются нейтральными, то есть по
сути своей ни хорошими, ни дурными, и если человек так квалифицирует их,
значит, он судит о них только с точки зрения выработанных им самим законов или
формы правления, при которой ему выпадает жить. Но с точки зрения Природы любой
наш поступок не лучше и не хуже, чем всякий другой.
2) Если где-то в глубинах нашей души поднимается голос
протеста против поступков, воспринимаемых нами как порочные, — это лишь
плод нашего воспитания и наших предрассудков, и для человека, который родился и
сформировался в другом климате, этот голос будет звучать на незнакомом ему
языке.
3) Если, сменив страну, мы все равно слышим в себе такие
сомнения, это ни в коем случае не свидетельствует о их обоснованности — это
просто один из отпечатков прежнего воспитания, которые стираются с большим
трудом.
4) В конечном счете, угрызения совести или чувство вины —
это одно и то же, то есть это опять-таки результат прежнего воспитания, который
может нейтрализовать только привычка и опыт и с которым надо решительно бороться.
В самом деле, прежде чем решить, преступно или нет какое-то
деяние, следует» определить, какой вред оно наносит Природе, ведь с
рациональной точки зрения квалифицировать как преступление можно лишь то, что
входит в противоречие с ее законами. Так как Природа — это нечто постоянное,
любое преступление должно считаться таковым повсеместно: в той или иной форме
все расы и народы должны взирать на него с одинаковым ужасом, и вызываемое им
отвращение должно быть таким же универсальным в человеке, как и желание
удовлетворить свои элементарные потребности, но, как мы знаем, таковых
поступков просто не существует, и часто то, что представляется нам самым
чудовищным и отвратительным, в другом месте является краеугольным камнем
нравственности и морали.
Таким образом, преступление не есть нечто объективное: на
самом деле не существует ни преступлений, ни каких-то иных способов оскорбить
Природу в ее нескончаемом промысле. Она вечно и бесконечно выше нас, и с той
недосягаемой высоты, откуда она управляет всеобщим порядком, не имеют никакой
ценности ни наши мысли, ни наши дела. Нет такого поступка, каким бы ужасным,
каким бы жестоким и постыдным он ни выглядел в наших глазах, которого мы не
можем совершить, когда чувствуем в себе эту потребность; более того, нет поступка,
которого мы не имеем права совершить, ибо на него вдохновляет нас сама Природа.
Наши повседневные привычки, наши религиозные воззрения, манеры и обычаи могут и
должны обманывать нас, а голос Природы никогда не собьет нас с пути истинного,
потому как именно на сочетании абсолютно равноправных частей, которые мы
называем «зло» и «добро» основаны все наши действия и законы; разрушение — это
почва, на которой ежесекундно возрождается и торжествует Природа, на которой
живет за счет преступления, одним словом — она существует за счет вечного
умирания. Исключительно добродетельная вселенная не могла бы просуществовать ни
одной минуты; мудрая рука Природы вносит порядок в хаос и в то же время снова
порождает хаос — таков глубокий смысл равновесия, которое удерживает звезды на
своих орбитах, которое дает им опору в бездонном океане пустоты и движет ими.
Природа немыслима без зла — это материал, из которого она творит добро,
существование ее покоится на преступлении, и все бы рухнуло в один миг, если бы
мир наш был населен одними добродетелями. А теперь, Жюльетта, я хочу спросить
тебя: если зло необходимо для сокровенных замыслов Природы, если без него она
беспомощна и бессильна, разве тот, кто творит зло, не полезен для Природы? Как
же можно сомневаться в том, что, создавая порочного человека, она преследовала
свои цели? Почему мы не хотим признать, что люди — это те же дикие звери,
разделяющиеся по видам и породам, постоянно враждующие друг с другом и живущие
за счет друг друга, и что некоторые хиреют и вымирают согласно ее замыслам и
законам? Кто осмелится отрицать, что поступок Нерона, когда он отравил
Агриппину, был одним из проявлений тех самых естественных законов, так же как
другим их проявлением служит волк, пожирающий ягненка? Кто усомнится в том, что
распоряжения Мариуса или Суллы — это не что иное, как та же чума или голод,
которые Природа порой насылает на целые страны и континенты? Разумеется, она не
заставляет все человечество совершать одно и то же злодейство, но каждому
человеку дается талант и предрасположенность к тому или иному преступлению —
именно таким образом она обеспечивает всеобщую гармонию: из совокупности всех
дурных поступков, из V массы всех чудовищных или незаконных разрушительных
действий она творит хаос, упадок, умирание с тем, чтобы восстановить порядок,
породить новую жизнь и дать толчок к развитию следующих поколений. Зачем она
дала людям яды, если бы не желала, чтобы ими пользовались? Зачем породила она
Тиберия, или Гелиогобала, или Андроника, или Ирода, или Вацлава
[48]
,
или прочих великих злодеев и героев — что в сущности одно и то же, —
которые изводили ужас на весь мир, в самом деле — зачем, если разрушения,
которые они творили, не отвечают ее задачам и не способствуют ее целям? Зачем
она посылает вместе с такими негодяями и в помощь им чуму, войны, ураганы и,
наконец, смерть, если ей не угодно разрушение, если преступление противно ее
замыслу? И если уничтожение необходимо, почему тот, кто чувствует себя
рожденным для этого, должен противиться своим наклонностям, пренебрегать своими
обязанностями? Так не признать ли нам прямо и честно, что если в этом мире и
существует такая штука как зло, то оно заключается в том, что мы уходим от
судьбы, которую уготовила нам Природа? Далее, придется признать, что она
благоволит к одним из нас больше, к другим меньше и что, хотя все мы одинаково
созданы ею, у нее есть любимые избранные дети. А если все мы равны и отличаемся
только своей силой и ловкостью, если Природе все равно кого сотворить —
императора или трубочиста, тогда разные виды деятельности: великие завоевания
или черная работа — это просто необходимая случайность, обусловленная
первоначальным толчком, и то и другое равно необходимо, так как каждый из нас
должен выполнять свое предназначение. Затем, если мы видим, что Природа
разделила людей по физическим качествам, сделав одних сильными, других —
слабыми, значит, поступая подобным образом, она рассчитывала, что сильный будет
совершать преступления, которые ей необходимы, то есть мы опять приходим к
тому, что сущность волка в пожирании ягненка, а сущность мыши в том, чтобы ее
сожрала кошка.