— Гром и молния на мою задницу! Так вы хотите сказать,
что эти сучки еще живы?
— Просим прощения, господин, — убежденно заявил
один, — но все в порядке: они уже не дышат.
В этот момент жуткая страсть Дорваля достигла предела — он
упал на Фатиму, которая даже не дрогнула, всадил в нее дрожащий от бешенства
член, но после нескольких яростных толчков подскочил, как на пружине, и
бросился на меня; я также постаралась не шевельнуться, притворяясь мертвой;
изрыгая проклятия, он вонзил свою шпагу до самого эфеса в мое влагалище, и его
оргазм сопровождался симптомами, которые больше напоминали ярость, чем
наслаждение.
Может быть, ему стало все-таки стыдно или он почувствовал
омерзение от своего поступка, — я не знаю, — но больше Дорваля мы не
видели. Что касается его слуг, они исчезли в тот момент, когда хозяин забрался
на эшафот, чтобы ввергнуть нас в кошмар своего безумия. Снова появилась
женщина, которая привела нас сюда, развязала нас, подала освежающие напитки и
сказала, что тяжелые испытания позади, но дала совет держать язык за зубами,
когда мы вернемся домой.
— Мне приказано доставить вас голыми туда, откуда вы
приехали, — продолжала она. — Вы можете пожаловаться, если хотите,
мадам Дювержье, но это ничего вам не даст. А теперь уже поздно, вы должны
добраться до дома к рассвету.
Рассердившись, я хотела поговорить с Дорвалем, но мне было
сказано, что это невозможно, хотя наш странный хозяин наверняка наблюдал за
нами из соседней комнаты. Женщина повторила, что мы должны торопиться; экипаж
ждал нас, мы сели и менее чем через час входили в дом нашей хозяйки.
Мадам Дювержье была еще в постели. Зайдя в свою комнату,
каждая из нас нашла десять луидоров и совершенно новую одежду, гораздо
роскошнее той, что мы потеряли.
— Мы ничего ей не скажем, согласна? Ведь нам заплатили
и вернули одежду, которая еще лучше, чем прежняя, — сказала Фатима. —
А Дювержье совсем необязательно знать о наших делах Я же говорила тебе,
Жюльетта, что это делается за ее спиной, и пусть так оно и остается. Раз мы не
обязаны делиться с ней, не стоит и упоминать об этом. — Фатима пристально
посмотрела на меня. — Знаешь, дорогая, ты совсем задешево получила очень
хороший урок; успокойся: сделка была удачной. То, чему ты научилась у Дорваля,
поможет тебе каждый раз получать в три-четыре раза больше, чем теперь.
— Даже и не знаю, смогу ли я еще раз пойти на такой
риск, — призналась я.
— Ты будешь круглой идиоткой, если упустишь такой
случай, — с жаром сказала Фатима. — Запомни хорошенько советы
Дорваля. Равенство, милочка моя, равенство — вот мой путеводный принцип, и там,
где о равенстве не позаботились судьба или случай, мы должны добиться его сами
при помощи своей ловкости.
Через несколько дней у меня произошел разговор с мадам
Дювержье. Внимательно осмотрев меня, она начала так:
— Мне кажется, с твоей девственностью в естественном,
так сказать, месте покончено, а теперь, Жюльетта, ты должна научиться
совокупляться с обратной стороны, тогда тебя ждет еще больший успех, чем до сих
пор, пока мы брали пошлину только за проезд через твою переднюю аллейку.
Состояние наших дел таково, что нам придется подумать об этом. Я надеюсь, что
не услышу от тебя глупых возражений; в прошлом у нас в заведении были идиотки,
которые всерьез полагали, что стыдно и неестественно отдаваться мужчинам
подобным образом, так вот — они не заслужили уважения в моем доме и значительно
подорвали мою коммерцию. Хотя ты совсем неопытна в таких делах, надеюсь, в
голове у тебя нет детских предрассудков, о которых ты когда-нибудь будешь вспоминать
со стыдом, поэтому прошу тебя выслушать внимательно все, что я тебе скажу.
Я должна сообщить тебе, дитя мое, что в любом случае дело
сводится к одному: женщина — она всюду, со всех сторон, женщина, и ей все равно
— во всяком случае не хуже, — подставляет ли она свой зад или предлагает
влагалище; она имеет полное право взять член в рот или ласкать его рукой; если
ее сжатые вместе ляжки доставляют удовольствие одному мужчине, почему другому
не могут понравиться ее подмышки? Кругом одно и то же, мой ангел, главное —
заработать деньги, а каким образом — это не имеет значения.
Еще встречаются люди — по большей части неизлечимые идиоты,
а остальные — клоуны, которые осмеливаются утверждать, что содомия есть
преступление против человечества, так как отрицательно влияет на рождаемость.
Это абсолютно не так: на земле всегда хватит народу, несмотря на содомию.
Однако давай на секунду допустим, что население начинает убывать, тогда винить
в этом надо только Природу, потому что именно от нее люди, склонные к подобной
страсти, получили не только вкус и наклонность к сношению в задний проход, но и
своеобразную или, скажем, ненормальную конституцию, которая не позволяет им
получать чувственное удовольствие обычным способом, каким доставляют их
женщинам. Ведь не Природа лишает нас способности предоставить мужчинам
необычные наслаждения, а наши так называемые законы воспроизводства рода.
Природа же дала многим мужчинам такие, извращенные в глазах болванов, желания и
предусмотрела в женщине сообразную им конституцию, выходит, содомия ничуть ей
не противйа, но напротив — служит частью ее замысла. Запреты и ограничения
придуманы людьми, а Природа ничего не запрещает, тем более что кровно
заинтересована в том, чтобы ограничить рост населения, который ей неугоден. Эта
гипотеза со всей очевидностью подтверждается тем фактом, что она ограничила
время, в течение которого женщина может зачать. Разве она поступила бы подобным
образом, если бы так был ей нужен постоянный прирост? Пойдем дальше: почему она
установила одни границы, но не установила других? Она установила предел женской
плодовитости, а в мужчину ее мудрость вдохнула необычные страсти или отвращение
к некоторым вещам, однако и эти неординарные желания требуют утоления. Чтобы не
ходить далеко в поисках объяснения, ограничусь только одним, которое можно
ощутить, пощупать, если угодно: я имею в виду чувственность. Так вот, не
вдаваясь в дальнейшие рассуждения, скажу, что именно через посредство
чувственности Природа обращает к нам свой призыв. Будь уверена,
Жюльетта, — продолжала Дювержье, кажется, не сознавая, что ее юная
собеседница уже имела кое-какой опыт в этих делах, — г— что неизмеримо
приятнее иметь сношение в задний проход, чем в любое другое отверстие;
чувственные женщины, хоть раз испробовавшие это, либо забывают напрочь об
обычном совокуплении, либо не желают и слышать о нем. Спроси сама, и ты
услышишь один и тот же ответ. Следовательно, дитя мое, ты должна попробовать
сама — ради своего кошелька и своего, удовольствия — и убедиться, что мужчины
охотно и гораздо больше платят за удовлетворение этой своей прихоти, чем за
примитивное шаркание животом о живот. Сегодня мой доход составляет тридцать
тысяч в год, и, скажу честно, на три четверти я обязана этому самым потаенным
отверстиям нашего тела, которые я с успехом сдавала внаем самой широкой
публике. Влагалище почти ничего не приносит в наше время, дорогая моя, оно уже
не в моде, мужчины устали от него, да что там говорить — ты просто не сможешь
никому продать свою куночку, и я бы бросила коммерцию завтра же, если бы не нашлось
женщин, которые с удовольствием готовы подставить любому желающему свой зад.