— Но ты умеешь это делать сам, — сказала она.
— Умею?
Я не мог этому поверить. Если я научился такому за считанные недели, значит, я умнее, чем сам о себе думал.
В кармане моей куртки оказалась связка ключей, так что я смог сам войти в дом Алисии, после того как минут двадцать тыкался не тем ключом не в то отверстие. Моя мама была уже здесь; она сидела за кухонным столом и держала на руках Руфа. Она выглядела старше, моя мама, и не на год старше, а больше, если понимаете, что я имею в виду, и я надеюсь, что морщины на ее лбу появились не из-за меня. И все-таки я был так рад увидеть ее! Я почти побежал к маме, но скорее всего я виделся с ней вчера, так что, если бы я бросился в ее объятия, это выглядело бы странно.
— Это папка, — сказала она, и я, разумеется, начал озираться, ища того, к кому относились эти слова, а потом рассмеялся, как будто это была шутка.
— Алисия впустила меня, но она решила пройтись, — сказала мама. — Вернее, я заставила ее выйти подышать воздухом. Мне показалось, она выглядит неважно. А больше никого нет дома.
— Ну и посидим втроем, — ответил я. — Это славно.
Я решил, что слов достаточно. Я, моя мама и ребенок — это мило, правда? Но я чувствовал себя по-прежнему неуютно, потому что не знал, о чем говорить. Может, я в этой жизни ненавижу маму, или она меня, или мама с Руфом терпеть не могут друг друга... Откуда я знаю?
— Как твой колледж?
— Все в порядке, — ответил я.
— Алисия говорила мне, что у тебя неприятности.
Это было что-то вроде компьютерной игры — пробираться по миру будущего. Надо было смотреть себе под ноги и не медлить. Ты идешь по прямой дороге, и вдруг что-то появляется прямо перед тобой, и надо сворачивать. Почему у меня должны быть неприятности. Я решил, что их не будет.
— А... — сказал я, — это. Это ничего.
Она посмотрела на меня.
— Точно?
— Да. Честно.
И я говорил честно, как ни посмотри.
— Как дела? — спросила она.
— Более или менее. А у тебя как?
Я не хотел разговоров о себе, потому что о себе я на самом деле ничего не знал.
— Да все нормально, — ответила она. — Очень устала.
— Ох, ну...
— Ну и парочка, да?
И она засмеялась. Или издала звук, который чем-то напоминал смех. Почему мы — парочка? Что она имела в виду? Я миллион раз слышал, как люди, похожие на мою маму, говорят: «Ну и парочка», но никогда не думал о том, что это может значить. Теперь я пытался вспомнить, когда и почему люди такое говорят. Внезапно мне удалось расслышать эти слова. В прошлом году или в позапрошлом, это зависит от того, какой сейчас год, мы оба получили пищевое отравление — нам подсунули какую-то гадость навынос. Мне было плохо, и ей было плохо, и мы по очереди бегали в ванную блевать. «Ну и парочка», — сказала она тогда. И другой раз... Мы с Кролем вернулись из Грайнд-Сити, оба все в синяках, у Кроля кровь из носу, у меня щека исцарапана. «Ну и парочка», — сказала она, когда увидела нас. Значит, это говорят, когда что-то идет не так, когда двое страдают или с ними не все в порядке и когда есть основания считать, что с ними это произошло по одной и той же причине.
— Мы пойдем погуляем с ним? — спросила мама.
— Да, хорошо бы, — ответил я.
— Тогда я схожу в туалет. В сотый раз сегодня.
Она подняла Руфа и передала его мне через стол. Мама сидела у окна, на кухонном стуле, и я не мог разглядеть ее как следует. Но когда она отодвинула стул и встала, я обнаружил, что у нее под джемпером — футбольный мяч.
— Мама! — воскликнул я. — Что это ты?..
И запнулся. Это был не футбольный мяч. Никакого мяча у мамы под джемпером не было. Моя мама была беременна.
Я издал звук:
— Упс!
— Знаю, — сказала она. — Я сегодня толстовато выгляжу.
Не помню, как я прожил остаток дня. Я, должно быть, выглядел рассеянным и странноватым, но мяч под маминым джемпером был для меня последней каплей. Если бы это будущее буквально наступило... Я имею в виду, что не так страшно, если бы это просто происходило день за днем. Но пропустить такой здоровый кусок времени... Это было скверно. У меня от этого голова шла кругом.
Мы положили ребенка в такой особый рюкзачок, который носишь спереди, а не сзади. Нес его я, потому что мама не могла, и, думаю, еще и потому, что это был мой ребенок, а не ее, и у меня от него вся грудь вспотела, а он спал себе. Мы пошли в парк и там ходили кругами вокруг маленького озерца, и я не пытался ничего сказать, так что по большей части мы молчали, но мама время от времени задавала мне вопрос. Например: «Как у вас сейчас с Алисией, ладите?», или «Нетрудно это — жить в чужом доме?», или «Ты уже думаешь о том, чем заниматься на следующем курсе?», а я отвечал на все «Нормально», «Не так уж и страшно» или «Не знаю». Мне представлялось, что это те слова, которые я могу сказать, зная ответ или нет. Мы зашли выпить по чашке чая, а потом я — извините, мы, если считать Руфа за отдельную личность, — провожал маму домой. Я не зашел с ней. А то бы захотел там остаться.
Назад я возвращался по берегу Нью-Ривер, а парень сидел на скамейке, в одной руке держа сигарету, а другой катая взад-вперед коляску.
— Привет, — сказал он.
— Привет.
— Я Жилль, — напомнил он. — Виделись на курсах по уходу за...
Никогда в жизни я его не встречал. Он был довольно крутого вида, в клевом прикиде, немного меня постарше.
— Ты больше туда не вернулся, правда?
— Думаю, нет.
Дурацкий ответ. Я понял это, как только произнес его. Уж я-то должен знать, вернулся я или не вернулся куда-то! Даже если я там еще ни разу не бывал...
— Кто у вас? — спросил он, кивнув в сторону Руфа.
— Мальчик.
— Как зовут?
— Ох, — сказал я. — Это сложно.
Этот ответ мне самому нравился не слишком, но вдаваться в весь этот кошмар с Руфом мне тоже не хотелось.
Он с удивлением посмотрел на меня, но решил не повторять вопроса.
— А у вас? — спросил я.
— Да, мальчик, Йошу. Ну и как?
— Сам знаешь.
— Да, — ответил он. — А можно спросить кое-что? Твоя-то... ну, подруга твоя — она счастлива?
— Да, — сказал я. — Выглядит отлично.
— Везет людям.
— Да.
— А моя — ужасно, — сказал он.
— Ох...
— Кричит все время. Пальцем к ней не притронься.
— Ох...
— Я не о сексе, — пояснил он. — Знаешь, я вообще не... После кое-чего.