Ябеда - читать онлайн книгу. Автор: Сэм Хайес cтр.№ 3

Стоя перед зеркалом в ванной, Нина внимательно оглядела себя. Медленно кивнула: ничего не скажешь, похожа. Забравшись под одеяло, улыбнулась в темноте и уснула.

Урчит с перебоями мотор, а я смотрю на высоченные ворота. Кованая решетка выкрашена черным, бахрома пырея украсила столбы, толстые, как стволы старых деревьев; сбоку — кнопки кодового замка. Код пропуска прилагался к пакету документов нового сотрудника, и я набираю 4716.

Железные створки со скрипом расходятся посередине, я трогаюсь потихоньку, хотя сгораю от нетерпения. В боковое зеркало вижу, как ворота сходятся, запирая меня на территории. Еду дальше, сглатывая комок — нервное напряжение сжимало горло несколько последних дней.

Дорожка обсажена деревьями; корявые ветви, словно изуродованные артритом руки, образовали пестрый навес. Стоят на часах бук и дуб. Я проезжаю мимо, глядя только вперед.

Дорожка распахивается в широкий двор с викторианским особняком посередине, между конюшнями и зданием современной постройки. Приблизившись, читаю на неприглядной кирпичной стене: «Учебный корпус».

С чемоданом в руках, шаркая ногами по гравию, я направляюсь к главному входу. Накануне шел дождь, воздух приторно пахнет цветами, что развешаны в корзинах и расставлены в кадках у входа.

Сделав глубокий вдох, вхожу и объявляю как можно жизнерадостнее:

— Я — Фрэнки Джерард, здравствуйте! Франческа, — уточняю для озадаченной секретарши.

— Ах да, конечно. Мы вас ждем. — Она улыбается, выходит из-за стола и берет меня под руку. — Добро пожаловать в Роклифф. Пойдемте, я покажу вашу комнату, а затем познакомитесь со всеми.

— Спасибо.

Секретарша назвала свое имя, но оно тотчас выскочило у меня из головы.

— Здесь у нас столовая, — объясняет она на ходу, и я заглядываю внутрь. Мои шпильки звонко цокают по плиткам пола. Обычно я не ношу высоких каблуков, но по такому случаю пришлось надеть. — А это библиотека. Видите, сколько призов завоевали наши девочки? У нас очень спортивная школа, — с гордостью добавляет она.

— Впечатляет, — замечаю я, стараясь не отставать.

Мы идем длинным коридором, поднимаемся по нескольким лестничным пролетам на самый верх полуторавекового здания, спускаемся по скрипучим ступенькам, минуем еще один проход. Наконец мы на месте.

Секретарша отпирает дверь. Мы входим, и она вручает мне допотопный ключ, к которому красной ленточкой привязана бумажная бирка с моим именем.

— Это на тот случай, если потеряете, — объясняет она. — Надеюсь, вам здесь будет удобно. Ванная в конце коридора. Если что-нибудь понадобится, дайте мне знать.

— Тут очень мило, — улыбаюсь я и разжимаю пальцы. Чемоданчик шлепается на бок, словно чувствует, что он уже дома.

— Ну, устраивайтесь. В три педсовет по поводу начала нового учебного года. Чаю выпьете, познакомитесь со всеми сразу. — Судя по взгляду, она еще немного насторожена. — Вы у нас не единственная новенькая — пришел новый физкультурник, и на год приехала учительница французского, прямо из Парижа!

Она старается ободрить меня.

— Спасибо. — Вымучивая улыбку, я открываю перед ней дверь. — Тогда до встречи.

Она уходит, а я запираюсь на замок.

Опускаюсь на узенькую кровать: железный каркас, провисшая сетка, линялое одеяло.

— Что ж… — говорю вслух, проверяя звучание нового жилища. Закрываю глаза и вслушиваюсь в тишину новой жизни.

Самое важное из всего когда-либо сказанного мне папой — что мое имя означает «птица». Это по-латыни, говорил он; мама перед смертью выбрала для меня имя. Следующие десять лет своей жизни я свято верила, что однажды проснусь с крыльями и улечу.

— Эва, — говорил папа. — Моя птичка-худышка.

Я висла у него на шее, вдыхая смесь перегара и табака. Все годы я помнила этот запах, в ушах гудел рев мотора его огромной удаляющейся машины, и мне казалось, что папа где-то рядом, хотя на самом деле он был за тридевять земель.

— Теперь уж на следующей неделе, Эва. На следующей неделе я к тебе приеду.

Но он не приехал.

Раньше он держал слово и навещал меня каждое воскресенье, почти два месяца подряд. С того самого дня, как заявил, что ему не справиться.

— А я буду сама справляться! — объявила я, в свои восемь лет. — Я умею!

Но папа не поверил, кому-то позвонил — я так и не узнала кому, — этот кто-то приехал в наш убогий домишко и забрал меня.

— Ну же, Эва, не дури, — строго сказал папа, когда я вцепилась в дверной косяк. — В воскресенье я к тебе приеду.

— В это воскресенье? — спросила я, глядя волчонком. Он кивнул и дернул себя за ус. — А в следующее воскресенье приедешь? А в послеследующее?

Я спрашивала и спрашивала, наверное, раз сто, пока папа не оторвал мои пальцы от косяка и не вытолкал меня за дверь.

Волоча за собой чемодан, я забралась в поджидавший автомобиль, и меня увезли в детский дом.

С тех пор по воскресеньям я сидела на широком каменном подоконнике у входа. Ждала папу. А чтобы скоротать время, вспоминала, как мы жили раньше — только он да я. Как валялись на грязном диване, как бубнил футбольный комментатор по телику, а папина рубашка воняла пивом. Он спал, а я смотрела, как поднимается и опускается его грудь, считала хмельные всхрапы. Если тяжелое дыхание замедлялось или сбивалось с ритма, я пихала его, пока он не зашевелится.

Иногда — не слишком часто — я помогала папе в саду. Солнце слепило глаза, и я, сощурившись, следила за папой, который орудовал лопатой в конце нашего огородика. Выковыривая землю из-под ногтей, я размышляла: какой в этом смысл, если все равно картошка, как всегда, останется гнить в земле.

Каждую весну папа собирался выращивать овощи.

— Мы с тобой устроим пир горой! На Рождество у нас будет своя брюссельская капуста.

Но каждый год Уильяма Фергуса Этвуда хватало лишь на то, чтобы посбивать макушки у здоровенных сорняков и вскопать разве что квадратный метр тяжелой глинистой почвы, а затем бутылка брала свое.

Иногда я ходила в школу. Мне там нравилось, но ежедневно я ходить не могла: частенько не оставалось ничего чистого надеть, хотя бы футболки. Я перебирала одежки, которые словно вихрем замело под кровать, расшвыряло по углам моей малюсенькой комнаты. Полоски и клетки на них, некогда яркие и нарядные, скрывались под грязными пятнами, а в трусах и майке в школе не появишься.

Я слонялась по дому и доводила папу до белого каления играми с его вещами. Я возилась с его драгоценными бутылями, любуясь, как в горлышках вскипают пузырьки рвущегося на свободу вина. Жуя всухомятку хлопья для завтрака, путала его леску и рассыпала табак. Вытаскивала из коробки яйца и устраивала гнездышко для цыплят, которым не было суждено вылупиться.