Ну, она бы так не сказала. Камерон не возражал, когда она сообщила, что не собирается брать его имя, только холодно и насмешливо уставился на нее, а затем кивнул без комментариев.
Эндрю накинул ей на плечи пальто и чуть обнял ее, давая Алессандре понять, что вечер прошел успешно. Билл, казалось, стремился компенсировать очевидную озабоченность своего партнера ее телом.
— Чем занимается ваш муж в Штатах? — спросил он, мимоходом пожимая ей руку.
Алессандра улыбнулась.
— Так, поехал по каким-то делам. У него здесь фабрика, на севере Англии, есть еще и в Западной Европе, но он занимается этим для забавы.
— Для забавы? — негодующе запротестовал Эндрю. — Вряд ли можно назвать многочисленные квартиры и гостиницу в Восточной стороне Манхэттена «забавой», и Боже нас упаси, если он решит стать серьезным!
Оторвав жадный взгляд от ее груди, американец смотрел на нее, как собака, почуявшая кость.
— А я случайно не знаю вашего мужа, мадам?
Алессандра пожала плечами.
— Не думаю. Его совсем не знают в Америке...
— Тайна года, — прервал Эндрю едко. — Его зовут Камерон Калдер.
С таким же успехом он мог сказать «Президент Соединенных Штатов», усмехнулась про себя Алессандра, вставляя ключ в замочную скважину. Для обоих бизнесменов открытие не могло быть более неожиданным. Ей даже не приходило в голову, что ее муж так хорошо известен в Нью-Йорке.
А что она в самом деле о нем знала? Камерон ни разу не брал ее с собой в Нью-Йорк. Он вообще никогда не хвастался. Камерону совсем не надо было хвастаться. Легкий вздох непроизвольно сорвался с ее губ при одной мысли, что она может его потерять.
Она закрыла за собой дверь квартиры и широко зевнула, небрежно бросив шаль на спинку низкого дивана. Хотелось поскорее выскользнуть из этого облегающего черного платья, оказаться в глубокой ароматной ванне и с нетерпеливым наслаждением ждать своего замечательного мужа.
Ей понадобилось несколько мгновений, прежде чем она заметила свет в спальне. Неужели она была настолько небрежна, что оставила его утром? Хотя все возможно, ведь она спешила, потому что проспала после беспокойной, тревожной ночи сновидений, в которых лицо Камерона постоянно появлялось, дразня ее.
На какой-то момент Алессандра замерла, услышав шум в спальне, но опасение сразу исчезло, как только она узнала звук любимых шагов. Алессандра поправила темные волосы, спутанные ветром, и увидела, как высокий силуэт мужа появляется в дверях, освещенный сзади мягким светом лампы. В полутьме, даже больше чем обычно, его тело казалось сгустком упругих мускулов и силы.
Камерон включил верхнюю люстру, и вся комната осветилась резким ярким светом. Радостная улыбка замерла на губах Алессандры. Она посмотрела на неприветливое лицо мужа и внезапно ощутила необъяснимый испуг.
Глава вторая
Камерон изучал Алессандру в течение мгновения, которое показалось ей бесконечно долгим, и что-то холодное и отталкивающее в его глазах — выражение, которого Алессандра никогда раньше не видела, — заставило ее тело покрыться гусиной кожей. Итак, вместо того чтобы, как обычно, упасть в объятия друг друга, они молча стояли посреди большой комнаты, замерев как вкопанные. В его глазах не было обычной нежности и мягкости, с которыми он смотрел на нее прежде.
— Здравствуй, Алессандра, — сказал Камерон в конце концов, не двигаясь с места.
Гордость пригвоздила Алессандру к порогу.
— Привет, Камерон, — ответила она, и это прозвучало гораздо более прохладно, чем она собиралась сказать, — но почему бы и нет, раз он сам так отчужден? — Я не ждала тебя так рано.
— Вижу. — Его губы презрительно искривились, когда взгляд остановился на черном платье с низким вырезом, которое подчеркивало кремовые холмики ее грудей, и скользнул к узкой талии и бедрам. Обычно она видела желание, загоравшееся в его серо-голубых глазах, сейчас в них светилось презрение.
Иронически фыркнув, Камерон шагнул к бару и налил в бокалы вина из бутылки, которую, очевидно, открыл раньше и поместил для охлаждения в ведерко со льдом.
Неужели он хочет что-то отпраздновать? — подумала она внезапно. И сколько времени он уже дома? Легкая дрожь поползла по ее телу, когда она увидела, что его мрачное лицо не смягчилось. Он тихо подошел к ней и предложил бокал «шабли». Это было ее любимое вино, но сейчас сама мысль о том, что его надо выпить, вызывала у нее чувство тошноты.
Камерон продолжал смотреть на нее без тени улыбки, и в ней начало подниматься раздражение. Почему он решил, что может предлагать ей вино с таким осуждающим и высокомерным видом? Как будто она была преступницей!
— Я не хочу вина, — сказала она коротко.
— Ясно, — кивнул Камерон, сжав губы, и его рот презрительно скривился, когда он поставил на стол нетронутые бокалы. — Мне и в голову не могло прийти, что ты уже... Я чувствую по твоему дыханию, что ты пила.
Алессандра выпила не больше трех бокалов шампанского за весь вечер, и вряд ли из-за этого нужно смотреть на нее как на завзятую пьяницу. И как он смеет так разговаривать! Нет, она не собиралась извиняться перед ним за свое поведение, не собиралась оправдываться, как на суде. Она смотрела ему прямо в лицо, и в ее темных глазах зажигался сердитый огонь; она чувствовала себя такой разъяренной, какой не была никогда в жизни.
Она не видела его только одну неделю, и требуется концентрация всей ее воли, чтобы не любоваться его могучей мускулатурой, представляя его раздетым. Она ненавидела себя за возникшее желание, даже несмотря на его необъяснимое враждебное отношение к ней.
— Ты, очевидно, перепутал время... — начала она, намереваясь помириться, но он прервал ее, казалось бы, случайным вопросом:
— Новое платье?
Почему ее щеки порозовели?
— Да. — Она вызывающе подняла подбородок. — Ты, черт возьми, сам прекрасно видишь.
Камерон явно оценил качество и превосходный покрой платья, которое подчеркивало линии ее тела, и это настойчивое разглядывание заставило ее кожу загореться от стыда.
— Обычно ты не так щедра к себе, — заметил он нарочито бесцеремонно.
Это уже слишком! Алессандра решила сказать ему правду. Тем более что она не чувствовала себя виновной. Она даже не могла представить, что можно солгать и сказать, что сама купила платье, только чтобы выгородить Эндрю и не признаться, что это была премия компании.
И — черт возьми! — почему она позволяет ему так разговаривать с собой? Казалось бы, самое обычное дело начало принимать странный оборот. Но чувствовать себя виноватой у Алессандры нет абсолютно никаких причин.
— Да, ты прав, — ответила она холодно. — Обычно я не позволяю себе такой щедрости.
— Но в данном случае позволила? — настаивал он тем беспристрастным официальным тоном, который использовал только с подчиненными на работе. — Мне хочется знать почему.