- Привет, - сказал он непонятным ей тоном. - Я уже начал беспокоиться, куда ты подевалась?
Зуки бросила пакеты на пол и, упрямо сжав губы, сердито на него посмотрела.
- Неужели?
- Конечно, - мягко, но несколько настороженно ответил он. - Где ты была?
- Какое право ты имеешь спрашивать, где я была! Ты же никогда не говоришь мне, где бываешь!
- Ты меня никогда об этом не спрашиваешь. Тебя вообще не интересуют мои дела, разве не так?
- Это потому, что я твоя любовница! - крикнула она. - А у любовниц нет прав, не так ли? Только в спальне!
У него задергалась щека.
- Так ты скажешь мне, где ты была?
- Скажу! Конечно, скажу! Я ходила… - Зуки намеренно замолчала и рассыпала на столике его кредитные карточки, - за покупками, - подчеркнула она.
- Это прекрасно, - ровным голосом произнес он. - И что ты купила?
- Все, что мне понравилось, - пожала плечами Зуки. - Я потратила несколько сотен фунтов по твоим кредитным карточкам. Надеюсь, ты не против - ведь любовницы именно так поступают, Паскуале: тратят, а потом приходят огромные счета.
В глазах Паскуале появилось что-то жесткое и пугающее, но ответил он абсолютно спокойным голосом:
- Значит, ты считаешь, что я обращаюсь с тобой как с любовницей? О нет, - покачал он головой. - Но если хочешь, я могу продемонстрировать тебе, как на самом деле обращаются с любовницами. - Он скользнул взглядом по ее телу. - Покажи мне, что ты купила, - приказал он бархатным голосом.
Зуки сглотнула. Под его взглядом злость ее прошла, а от его слов что-то сжалось у нее внутри.
Она поняла, что зашла слишком далеко.
- Я могу с тобой рассчитаться…
- Показывай, - тихо повторил он.
С бьющимся сердцем она достала первую попавшуюся ей вещь - короткое облегающее платье из лайкры.
- Надень, - потребовал он.
- Паскуале, я не хотела…
- Надень, - грубо прервал он ее. - Давай!
Трясущимися пальцами она стала расстегивать пуговицы сарафана и увидела, что он расстегивает ремень своих джинсов.
- Паскуале! - в испуге вскрикнула она.
- Снимай быстрее, - сказал он, продолжая раздеваться.
Дрожа от возбуждения, она сняла сарафан, оставшись в одних трусиках. Он отшвырнул в сторону джинсы, и Зуки страшно покраснела, увидев, как он возбужден. Быстрым движением она попыталась натянуть черное платье.
- Нет! - Его глаза горели. Он молча долго смотрел на нее, прежде чем сказать: - Снимай трусики.
- Паскуале…
- Снимай, - повторил он.
Зуки стала спускать трусики, но она была так возбуждена, что едва смогла переступить через них. Бросив ее на кровать, он грубо, без всяких ласк, овладел ею. Зуки должна была бы почувствовать стыд, унижение - но на самом деле она еще никогда не испытывала такого наслаждения. С губ ее сорвался крик, и она стала судорожно двигаться под ним. Вскоре Паскуале затих, а потом перекатился на спину.
Они оба молчали, слышно было лишь их прерывистое дыхание. Паскуале смотрел в потолок с каменным лицом, тело его было напряжено как для борьбы. Он, казалось, не замечал даже, что она вообще в комнате, не то, что рядом.
А когда пожар в крови утих, Зуки почувствовала себя совершенно опустошенной. Она стала его любовницей. Он не заставлял ее - она одна во всем виновата. Это она только что спровоцировала его на это ужасное совокупление без любви. На что еще они будут толкать друг друга, прежде чем все вообще закончится?
Именно в эту минуту Зуки поняла, что ей необходимо уйти из его жизни, пока он окончательно не погубил ее, не лишил самоуважения. Она глубоко вздохнула, приготовившись к достойному отступлению и понимая, что не сможет одеться, пока он лежит рядом. А если Паскуале станет настаивать на том, чтобы она осталась? Использует свое неотразимое обаяние, и силу, и сексуальность, чтобы заставить ее передумать?
Нет, молча поклялась она. Не надо ей никаких слов, тем более - унижений. Ей надо выбраться отсюда. Из его номера, из его объятий, из его жизни. Она зарылась в подушку и задышала ровно, притворяясь, что заснула.
Паскуале пару раз повернулся к ней, но не сказал ни слова, а через какое-то время, показавшееся ей вечностью, по его ровному дыханию она поняла, что он заснул.
Из боязни разбудить его она не рискнула одеваться в спальне, а, захватив свою одежду, как вор пробралась в холл. Наскоро причесав спутанные волосы, она попыталась стереть подтеки туши. Но лицо и весь вид выдавали в ней женщину, которая только что бурно провела время в постели с мужчиной. Так что ей пришлось собрать всю свою гордость, чтобы с достоинством встретить многозначительный и насмешливый взгляд портье.
- Могу я чем-нибудь помочь, мисс?
- Да, - с достоинством ответила она. - Мне нужны конверт и бумага, пожалуйста. И ручка.
Записка была короткой и деловой: «Ты заплатил за это 5 миллионов долларов. Надеюсь, не зря, Зуки».
Вложив записку в конверт, она заклеила его и передала портье.
- Будьте добры, позаботьтесь, чтобы синьор Калиандро это получил.
- Да, мисс.
Выходя из отеля, она вдруг подумала о том, что сегодня в первый раз Паскуале забыл предохраниться.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Старинный звонок у входной двери мелодично, но настойчиво звенел, тем не менее, Зуки решила не открывать. Однако кто-то звонил все более настойчиво.
- Иду! - крикнула она, положив кисть и критически оглядывая большое полотно, над которым трудилась последние две недели.
Признайся, думала она. Мазня! Абсолютная мазня! Ты перевернула всю свою жизнь, чтобы осуществить давнюю безумную мечту, а оказалось, что ничего не выходит. И ты знаешь, почему. Вообще-то говорят, что разбитое сердце служит вдохновением для творчества. У нее явно не тот случай…
Звонок прозвенел в третий раз.
Ладно! Открыв дверь, она столкнулась с грозным взглядом темных блестящих глаз, и чуть было не потеряла сознание.
- П-Паскуале… - с дрожью в голосе произнесла она, сразу ослабев. Затем сделала глубокий вдох. - Я не желаю тебя видеть, - сказала она строго.
- Конечно. Ты достаточно ясно дала это понять.
- Паскуале! - воскликнула она, когда он переступил порог. - Что ты себе позволяешь?
- Вхожу. А что?
- Не смей этого делать!
- А я уже сделал.
Он увидел ее бледное, осунувшееся лицо, волосы, завязанные в хвост.
А она не могла оторвать взгляда от человека, о котором запретила себе думать. Его волосы были всклокочены, щеки и подбородок темнели от невыбритой щетины, элегантный шелковый галстук небрежно болтался на шее. Паскуале был похож на человека, одевавшегося в спешке, и ревность услужливо подсказала ей, в чем причина.