– Мы тоже, – сказала Лена, – но
хотелось бы предварительно переговорить с вами, возникли некоторые сложности.
Какие у вас планы на сегодня?
– Сейчас еду к парикмахеру, а потом до
семи свободна.
– Ладно, а где находится парикмахерская?
Может, неподалеку от нее и встретимся?
– Салон на Лесной улице. Когда увижу, что
дело близится к концу, позвоню вам.
На том и порешили, и я поехала приводить себя
в порядок.
Салон на Лесной не из дорогих и новомодных. Но
стригусь я там уже много лет подряд и не вижу причины менять мастера. За долгие
годы регулярного общения почти сдружилась с мастерицей Людой. Во всяком случае,
она знает, что у меня часто болит голова, а я в курсе ее проблем с сильно
поддающим мужем. Этих тем нам вполне хватает на полуторачасовой разговор. К
тому же, зайдя как-то раз из любопытства в модный салон «Бьянка», я поняла, что
не собираюсь отдавать двести долларов за то, что до сих пор стоило двести
рублей.
Вот и сегодня Люда усиленно щелкала вокруг
моей головы ножницами, рассказывая о том, как супруг, «козел вонючий», нажрался
и разбил «любимую вазу». Потом волосы намазали краской, и я, завернувшись в
клеенку, принялась ждать. Немилосердно хотелось курить. Но любимые сигареты, к
которым я пристрастилась в Париже, естественно, забыла в машине. Люда
предложила «Мальборо», но, к сожалению, на меня от курения нападает кашель.
Стоит сделать первую затяжку, как легкие начинают отчаянно протестовать.
Парадоксально, но синие французские «Голуаз» не вызывают такой реакции, хотя
набиты довольно крепким табаком. Не раз Аркашка фыркал, объясняя, что даме
больше подходит «Давидофф», на худой конец «Парламент», но я все равно
предпочитаю «Голуаз». К сожалению, в России они не распространены. Наши люди
традиционно курят американские табачные изделия. Поэтому, услышав, что я хочу
закурить, мастера наперебой стали предлагать «Винстон», «Пэлл– Мэлл» и
«Даллас». Но мне требовались любимые «Голуаз», к сожалению, недоступные. Ну не
выходить же на январскую улицу в клеенке и с мокрой головой.
Видя мои страдания, Люда крикнула:
– Михалыч, иди сюда!
Из недр парикмахерской появился старик сторож.
– Дай ему ключи, – распорядилась
Люда, – пусть сбегает за сигаретами, пьянь несчастная.
Распространяя удушливый аромат перегара,
Михалыч, шаркая валенками, побрел к «Пежо». Через большое окно я наблюдала, как
он не очень умело запихивает ключ в замок, поворачивает, тянет на себя дверцу…
И тут раздался оглушительный взрыв. В
парикмахерской тоненько задрожали стеклянные бутылки, местная кошка, испуганно
мяукнув, кинулась под кресло. Клиенты и мастера ринулись к окнам. На улице
полыхал костер, в воздухе носились какие-то непонятные предметы. Все разинули
рты. Вдалеке послышался вой сирены. Пламя бушевало, истребляя останки
несчастного «Пежо». На тротуаре одиноко лежал рваный валенок с калошей – все,
что осталось от алкоголика Михалыча. Я буквально остолбенела и, почувствовав
слабость в коленках, рухнула прямо на грязный линолеум. Тут же ко мне кинулась
очумелая киска. Плохо помню, как мне вымыли и высушили феном волосы. Откуда ни
возьмись появились валерьянка и стакан горячего чая с сахаром. Люда поглаживала
мою спину и приговаривала:
– Вот уж покурили так покурили.
Потом появилась милиция. Несколько парней в
форме принялись деловито разгонять любопытных и натягивать вокруг останков
машины красно-белую ленту. Толстый мужик в штатском, вытащив блокнот, принялся
записывать мои данные. Узнав фамилию и адрес, устало вздохнул и
поинтересовался:
– Подозреваете кого?
– В чем? – растерялась я.
– В факте организации взрыва машины.
– Как? – окончательно растерялась
я. – Разве это не несчастный случай?
Милиционер отложил блокнот и тоном, которым
учительница разговаривает со слегка недоразвитым ребенком, заметил:
– Человек подошел, сунул ключ в замок и
раз… несчастный случай?
– Ну, может, замкнуло, сломалось!
Больше всего оперативнику хотелось сказать,
что шарики сломались в моей голове, но, находясь при исполнении, он удержался и
лишь безнадежно махнул рукой. Так и не сумели договориться. И я, забыв
расплатиться с Людой, побрела в метро.
Станция «Белорусская-кольцевая» встретила
гомоном толпы. Купив несколько лет тому назад беднягу «Пежо», я перестала
пользоваться подземкой. И сейчас стояла, как старушка из глухой деревни, в
полном обалдении.
Во-первых, совершенно непонятно, как войти.
Все засовывают в незнакомые турникеты кусочки картона. Ага, это магнитные
билеты, как в Париже. Во-вторых, в сумочке только доллары и кредитная карточка.
Пришлось искать обмен. Наконец благополучно спустилась вниз и окончательно
потеряла ориентацию. Сколько новых станций построили! Ладно на окраинах. Но в
центре! Как ухитрились возвести «Лубянку» и куда подевалась «Дзержинская»?
Поезд, постукивая, вез через темноту. Голова
гудела. Думать мешали толпы убогих, больных, погорельцев, протискивающихся по
вагону. В Париже моментально бы арестовали «ветерана афганской и чеченской
войн», сидящего в инвалидной коляске на подвязанной ноге. И мало кто из
попрошаек рискнет появиться на станции «Елисейские Поля» в центре города. Здесь
же на «Театральной» в вагон ввалилась неопрятная старуха и, опершись на две
палки, поковыляла по проходу, задевая пассажиров дурно пахнущим пальто. На
«Тверской» я увидела, как эта бабка, сунув палки под мышку, резво скачет по
платформе, торопясь успеть в другой вагон. Стало противно, и от скуки принялась
разглядывать сидящих напротив. Землистые лица, грязные сапоги. Баба в вязаной
голубой шапке сидела, широко расставив толстые ноги, рядом с ней парнишка с
прыщеватым лицом самозабвенно читал книжку. Голая девица на обложке сжимала в
хищных руках пистолет. «Несостоявшаяся встреча» – чудесное название. Внезапно в
голове пошел мыслительный процесс. А ведь у меня сегодня тоже не состоялась
встреча. Странно, но Лена не приехала на Лесную улицу, хотя мы четко
договорились. Может, просто забыла?
Глава 27
Домашние с ужасом восприняли кончину «Пежо».
Зайка, уставившись на меня своими огромными карими глазищами, сердито сказала:
– Как ты могла допустить такое. Можно ли
быть столь безответственной! А если бы дверцу открыла ты!
Ну и что? Меня хоронили бы в баночке из-под
йогурта. В ней вполне уместилось бы то, что от меня осталось.
Зайка накапала себе валокордин и позвала
Аркадия. Вдвоем дети принялись меня ругать. Ну надо же! Нет чтобы порадоваться,
что мать жива. Но это были цветочки. Ягодки созрели к вечеру, когда приехал
румяный и улыбающийся Александр Михайлович.