Вышло по-другому. Ольга самоотверженно
пытается возбудить у мужа аппетит и ободранные куриные части подсовывает
Аркашке постоянно. И всегда он бледный, просто синий, с огромными синяками под
глазами. При этом, вот ведь странность, никогда не болеет. Даже основные
детские инфекции миновали малоежку.
– Кешик! – выкрикнула я с порога. Сын
вздрогнул.
– Мать, чего надо?
– Хочу нанять тебя адвокатом.
Аркашка сел на диване, моргая заспанными
глазами. Я принялась рассказывать про Искандера Даудовича. Кеша не проявил
никакого энтузиазма, более того, принялся выискивать поводы для отказа.
Понятное дело, кому захочется в жуткую жару сидеть три часа в очереди, а потом
париться вместе с подзащитным в тесной каморке. Но я знала, чем купить его, и
по дороге домой заехала в фирменный салон фирмы “Мерседес”.
– Смотри, какие штучки!
– Что за прелесть! – закричал сынок,
мгновенно соскакивая с дивана.
Он принялся самозабвенно разглядывать
серебристую оплетку на руль из кожи антилопы и такого же цвета чехольчики на
подголовники.
– Потрясающие штучки, – бормотал
сдвинутый автолюбитель, – таких не видел, где взяла?
– В центре “Мерседес” только один
комплект и был. Александр Михайлович будет в восторге.
Сынуля резко повернулся.
– Так это полковнику?
– Ну да.
– Мусечка, – заныл сынок, не отрывая
жадных глаз от вожделенных прибамбасов, – ну зачем Александру Михайловичу такая
красота? Да эти штукенции стоят больше, чем вся его “копейка”. В “Жигули”
требуется что-нибудь попроще, из кожи “молодого дерматина”. А эта оплеточка и
чехольчики только для “Мерседеса”. Отдай мне!
– Ладно, – милостиво согласилась я, –
только…
– Хорошо, хорошо, – закивал Аркашка
кудлатой головой, – завтра поеду к этому жадному Бекоеву.
Настолько привыкла просыпаться теперь ни свет
ни заря от звонка пейджера, что даже удивилась, когда на следущее утро вызов
поступил только в одиннадцать. Дома никого не было. Отрабатывая восхитительные
штучки, Кешка отправился в Бутырку. Маня занималась в лицее. Зайка унеслась в
институт. Слышался только сердитый плач близнецов – это няня собирала безобразников
на прогулку.
То ли жара доконала, то ли у Павловских что-то
произошло, но Виолетта разговаривала непривычно сухо.
Дома у них оказался полный сбор – Светка,
Валерий, Дима, Марго и Игорь. Меня тут же втолкнули в кабинет к Альберту.
Профессор выглядел ужасно: желтое лицо, мешки под глазами. Может, правда болен?
Он протянул довольно толстую книжку на французском “Новое в экономической
политике Франции”, 1998 год издания. Надо же, совершенно свежий том.
– К среде переведете третью, седьмую и
девятую главы, – буркнуло светило, не отрываясь от компьютера, на экране
которого пластилиновый человечек безуспешно искал выход из лабиринта.
Смотрите-ка, играет в “Не верь в худо”. Такой
диск есть у Маняши, и я знаю, как выйти из леса, но ни за что не подскажу. К
тому же у старичка явно поехала крыша. Как можно перевести двести страниц за
два дня?
– Боюсь, не успею, – промямлила я.
Альберт Владимирович злобно щелкнул мышкой, опять ткнулся в тупик и раздраженно
пояснил:
– Вы сюда что приехали делать?
– Диссертацию.
– Значит, надо работать, а не по
магазинам шляться за шмотками. Каждый день наряды меняете, скромней следует
быть. Извольте перевести к среде.
И он отвернулся, всем своим видом давая
понять, что аудиенция закончена.
Я побрела на кухню. Члены семьи, оживленно переговаривавшиеся,
тут же замолкли. Повисла тягостная пауза. Виолетта казалась расстроенной,
поэтому отреагировала не сразу.
– Идите, Даша, работайте, сегодня вы
больше не нужны.
Они так и молчали, пока я надевала в прихожей
босоножки. Интересно, что случилось, вон какие морды перевернутые.
Жара была такой невыносимой, что, оставив
всякие мысли о расследованиях, я покатила домой. И очень вовремя. Буквально
через пару минут подъехал Аркашка.
– Ира, налей ванну! – заорал адвокат с
порога.
– Так быстро! – удивилась я. – Не попал к
Бекоеву? – Сегодня народу – никого, – сообщил, отдуваясь, сын, – умные люди по
домам сидят, в ванне с холодной водой. Пойду охлажусь малость.
– Расскажи сначала!
– Ну уж нет.
Он зашлепал по коридору, и тут же раздался
негодующий крик:
– Банди!
Все понятно. Водолюбивый пит залез в
приготовленную ванну и блаженствует в водичке. Через пару минут мокрый,
отряхивающийся Банди влетел в столовую.
– Ну что, помылся?
Довольный питбуль принялся кататься по ковру.
Всем своим видом он демонстрировал полное удовольствие. Сердитый Кешка,
вошедший следом, пробурчал:
– Сумасшедший дом, только ванну
наполнили, как туда собака влезла, теперь по воде плавают мелкие черные волосы.
Банди линяет.
– За чем дело стало? Налей новую.
– Не могу, воду отключили.
Дом наш стоит в пяти километрах от Кольцевой
магистрали. Выбирали в свое время место очень тщательно. Хотелось одновременно
жить и в городе, и в деревне. В результате остановились на охраняемом поселке
Ложкино. За глухим кирпичным забором расположено тридцать домов. Летом густая
зелень надежно укрывает здание от любопытных глаз. Зимой нас видно очень
хорошо, поэтому уже часа в четыре дня задергиваем плотные гардины.
В воротах дежурит охрана, и посторонних на
территорию поселка не впускают. За четыре года житья в Ложкине познакомились
только с одним соседом – банкиром Сыромятниковым. И то чисто случайно. Его
кошка забрела к нам в дом и немедленно была принята в стаю. На шее беглянки
болталась патронка с телефоном. Маня позвонила, и Лев Андреевич пришел за киской.
С тех пор вежливо раскланиваемся, сталкиваясь в местном бассейне. Остальных
даже не знаем, как зовут. Но нас такое положение вещей устраивает.
Недалеко от въезда на территорию возникло
несколько ларьков с нехитрым ассортиментом. Однако местные жители предпочитают
покупать продукты в городе. Утром мужское население, рассевшись по джипам,
дружно разъезжается кто куда. Ближе к полудню отваливает женский состав. Летом
Ложкино пустеет. Мы живем тут постоянно, за исключением тех месяцев, которые
проводим в Париже.