– Спасибо.
Соседка вылезла из-под одеяла, включила
чайничек и, показав на банку с кофе, спросила:
– Будете?
Еще бы, и кофе, и пирожные, и сыр, и масло,
все буду, очень есть хочется.
К вечеру я уже все знала про свою однопалатницу.
Зовут Таней. Работает женщина в киоске “Союзпечати”, торгует газетами и
журналами. До перестройки служила в НИИ водной промышленности, но институт
развалился, и пришлось искать другое место. Родила двух мальчишек. Видно,
хорошая мать, потому что один из сыновей ввалился в палату, таща неподъемную
сумку с соками и фруктами, а потом долго скакал вокруг матери, заставляя ее
съесть часть принесенного. Под стать и невестка, чем-то похожая на Зайку.
Высокая стройная блондинка сурово выговаривала Тане:
– Ешь немедленно печенку, потом икру,
прямо ложкой.
Вдвоем с соседкой мы остались только после
ужина. Таня спросила:
– Хочешь персик?
Я покачала головой, у самой тумбочка ломится
от снеди, дети приволокли почти весь ассортимент супермаркета, прихватили даже несъедобный
авокадо.
В палату со шприцем на изготовку влетела
медсестра.
– Давайте, девочки, готовьте попочки,
сейчас снотворное кольну. Таня улыбнулась:
– Катенька, возьми персиков для дочки.
Смотри, сколько еды натащили, пропадет ведь. Катенька обрадовалась.
– Ну спасибо, Виноградова, вечно балуешь.
Знаешь, я тебе лучше сейчас реланиум уколю, а то от этого до обеда в себя
приходить будешь.
Потом повернулась ко мне:
– Васильева, шов не болит?
Я решила последовать примеру опытной Тани:
– Катюша, возьмите для девочки конфет,
компот и чайку прихватите. Столько принесли, мне не осилить.
Медсестра расцвела.
– 215-я палата всегда такая приятная, как
хорошие люди, так здесь. Сейчас я вам все укольчики поставлю.
И девушка, подхватив кульки, убежала.
– Зарплата копеечная, – вздохнула Таня, –
мужа нет, а дочка маленькая. Кстати, насчет палаты она права. В прошлый раз я
здесь же лежала, а на твоей койке такая симпатичная тетка оказалась.
Представляешь, тоже Виноградова, однофамилицы. То-то сестры злились, они всех
по фамилии кличут, а нас пришлось по именам звать.
– Почему в больнице только фамилию
называют? Таня хихикнула.
– Чтобы к нам жалости не испытывать. Так
– просто тела: Виноградова, Васильева… А если по имени, уже какое-то личное
отношение получается. Но нас пришлось именовать Катя и Таня.
Я чуть не свалилась с кровати. Катюша
Виноградова лежала на этой кровати! Ну да, она же рассказывала, что ей делали
три операции. Таня, не замечая моего удивления, принялась сплетничать:
– Такая приятная женщина оказалась. К
счастью, у нее ничего серьезного – рак молочной железы.
– Ничего себе, ерундовая болячка.
– Конечно, – серьезно сказала соседка, –
просто чепуха. Сделали операцию, провели химиотерапию, и здорова. Девяносто
пять процентов излечиваются, если вовремя пришли, вот если рак крови или моя
меланома! Главное, чтобы было ради чего жить. Знаешь, тут одна тетка лежала,
так ее кошки спасли!
– Кошки?
– Ну да. Она одинокая, инвалид первой
группы, с раком легких. Лежала, не вставая. Ходила за ней ухаживать патронажная
сестра из Красного Креста. Ну, больная целый день кисла, стонала и ждала
смерти. Тут медсестра возьми и не приди. А у тетки две кошки. К вечеру киски
есть стали просить. Та лежит, встать не может. Наутро кошки просто плакать
начали: жратвы нет, лоток полный. В общем, на следующей день пришлось больной с
койки сползать, мыть кошкам туалет и варить им яйца. Еще через день выползла на
улицу, не подыхать же животным с голоду. Короче, когда про нее через месяц в
Красном Кресте вспомнили, несчастная умирающая окна мыла. Ее сюда на
обследование направили, наш Свистунов только руками развел: здорова. Вот тебе и
кошки. А Катюша, к сожалению, совсем одна жила.
– Детей не было?
– Сын. Только за границей работает,
приехать не смог, все письма писал. Еще подружка приходила несколько раз,
армянка, Натэлла, вкусные баклажаны приносила с грецкими орехами. А так никто.
Ой, нет, впрочем, как-то раз мужчина заехал. Катюша его как увидела, побелела
вся и как крикнет: “Зачем явились!” Потом они о чем-то В коридоре пошептались.
Молодой парень совсем, лет тридцати, черненький. Но он ее здорово расстроил.
Катюша в палату вернулась и давай тазепам глотать, наверное, поэтому и скандал
такой в столовой устроила.
– Скандал?
– Ну да. У нас диета разная, и сидели
поэтому в столовой не вместе. С Катюшей две женщины соседствовали – Аня
Вельяминова и Танечка Костикова. Стали ужинать, только запеканку подали, как
Катюша вдруг на ноги вскакивает, тарелка с пудингом об пол шмякнулась, варенье
в разные стороны. Стоит, трясется, словно в лихорадке, и на одной ноте кричит
"Хватит глупости рассказывать! Все
поняла, страшная, страшная…” Просто истерический припадок. Больные испугались,
за врачом побежали. Тут же укол всадили – и в палату. Свистунов потом объяснял,
что у некоторых от химиотерапии крыша едет. Главное, девчонки, что вместе с ней
за одним столом сидели, клялись, что ничего ужасного не говорили. Наоборот,
смеялись и пересказывали друг другу недавно прочтенные любовные романы.
После этого недоразумения Катюша совсем
замкнулась и практически перестала разговаривать с соседкой. Целую неделю
пролежала лицом к стенке, даже обедать не ходила. Потом, правда, отошла.
Однажды ночью Таня услышала, что Катя плачет. Женщина слезла с кровати и
принялась утешать подругу. Та повсхлипывала немного, потом пробормотала: “Не
могу тебе рассказать, зато знаю теперь, что все дело в страшной…”
Как Таня ни пыталась узнать. Катя так и не
сказала, кто и что так напугало ее.
– Мужчина, который приходил к ней, был
такой высокий, полноватый, блондин?
– Нет, скорее лицо кавказской
национальности, имя еще такое странное – Ика, Мика, Миса, как-то так. Он только
в палату сунулся, а Катюша крикнула: “Зачем явились, Ика Давидович?” – или Миса
Байдович, в общем, не по-русски звучало.
– Может, Искандер Даудович?
– Точно, Искандер Даудович. И вид у парня
соответственный – волосы черные, глаза карие, лицо смуглое.