Валтасаров пир - читать онлайн книгу. Автор: Роксана Гедеон cтр.№ 6

– Собирайтесь поскорее, – услышала я позади себя уже порядком надоевший мне голос мадемуазель Фурси, – нам нужно ехать в гарнизон.

Я с трудом обернулась и только теперь заметила, что в руке она сжимает трость и изо всех сил на нее опирается, словно ноги ее не держат.

– Вывих, – пояснила она. – Примите это к сведению и собирайтесь.

– Это зачем же? – воскликнула я. – И почему вы не привезли доктора?

– Доктор не может оставить гарнизон, там много больных, – безапелляционно произнесла она, – поэтому вам придется там произвести на свет ваше дитя.

– Но вы же знаете, что мне нельзя никуда ездить.

– Поэтому я требую, чтобы вы поехали сейчас же: позднее это было бы слишком опасно. Роды у вас могут начаться когда угодно. Мне объяснил доктор…

Эти доводы показались мне правильными.

– Ну, хорошо… Давайте поедем.

– Что вы хотите взять с собой?

– Я? Да ничего. Мне все привезет Паулино. А сейчас я не хочу терять ни минуты на сборы.

– В таком случае, – заявила мадемуазель Фурси, – едемте тотчас же, ибо чем раньше мы будем в гарнизоне, тем лучше для вас. Вам там приготовили комнату по соседству с полковником.

Я посмотрела, как тяжело она шагает к повозке, волоча поврежденную ногу, и засомневалась.

– А вы сумеете сами управлять лошадьми, мадемуазель? – спросила я. – Может, надо взять кучера?

– В этом нет необходимости, – сказала мадемуазель Фурси с довольно надменным видом, – я могу справиться и с чем-нибудь похлеще, чем лошади… да-да, могу.

Такие двусмысленные ответы приводили меня в ярость, однако на сей раз я, опасаясь чересчур разволноваться, решила смолчать.

Я торопливо попрощалась с Маргаритой, попросив ее приехать сразу, как только она узнает о том, что у меня начались роды, а пока побыть с Авророй. Девочка обняла и расцеловала меня, заручившись обещанием того, что через несколько дней я вернусь к ней с маленькой живой куколкой – мальчиком или девочкой. Она показала мне чепчик, который нарочно сшила для такого случая.

Дорога шла вниз, теряясь в пальмовых рощах. Листья магнолий, лепестки их розово-белых цветов, омытые многочисленными ливнями, осыпались мне на платье. По золотисто-сиреневой дымке, окутавшей раскидистые кроны деревьев, было ясно, что приближается ночь. Вечера здесь как такового не было, и ночь не наступала, а просто падала на землю, сжимала в своих темных объятиях, погружала природу в сладостную дымку сна. Ночью на Мартинике никогда не наступала та чарующая тишина, что господствует во французских парках; на Мартинике все было иначе – даже в ночное время слышался неугомонный треск цикад, жужжание насекомых и шорох ящериц, прячущихся в траве и корнях деревьев.

Здесь не бывало совершенно безветренной погоды; воздух все время перемещался и всегда приносил аромат кофейных плантаций и соленый запах океана. А когда шел дождь, эти звуки мгновенно затихали, и тогда можно было услышать, как живо журчит вода, падая на землю с широких пальмовых листьев, как течет она по многочисленным земляным руслам и оврагам, бьется в сточной трубе и стучит в оконные стекла. После ливней вновь наступала жара, и влага поднималась с земли легкими клубами пара, тающего в ярко-синем небе. Пар причудливо изгибался, образуя в воздухе самые немыслимые фигуры, и в его движении мне виделись то каменные башни Венсенна, то белоснежные стены замка Сент-Элуа… Я вздыхала, вспоминая, как когда-то была там счастлива.

– …В этом месте мне будет удобнее выполнить ту обязанность, которую возложил на меня ваш отец, – услыхала я голос мадемуазель Фурси.

– Какую обязанность? – безмятежно поинтересовалась я. Она, наверно, говорила уже давно, однако я, задумавшись, не только не заметила, что вокруг стало совсем темно, но и не вслушивалась в ее слова.

– По уходу за вами.

– А точнее?

Она обернулась ко мне, воинственно расправив костлявые плечи.

– Я должна буду позаботиться о вашем ребенке, если вам угодно точнее.

– Вы? – Я улыбнулась, но щемящая тревога уже завладела мной, и я невольно прижала руки к животу. – Каким же образом?

– Ваш отец поручил мне пристроить его в подходящую семью.

Мне показалось, что эта фурия лишилась рассудка. Она несет какой-то вздор. Или, может быть, я неправильно ее поняла?

– Что значит «пристроить»?

– На воспитание.

– Вы, наверное, сошли с ума, – сказала я. – Мой ребенок не сирота, и только я буду его воспитывать.

– Вы бредите, милейшая. Вы вернетесь в Париж.

– А он? Ребенок?

– Он останется здесь.

– Не понимаю, как это может быть.

– Ваш ребенок останется на Мартинике. Ваш отец не допускает даже мысли, что вы вернетесь во Францию с незаконнорожденным ребенком на руках.

– Вы… вы хотите сказать, что разлучите нас?

– С того мгновения, как он родится.

У меня во рту все пересохло. Я судорожно вздрагивала, пытаясь осмыслить то, что услышала.

– По какому праву? – воскликнула я. – Вы не посмеете прикоснуться к моему ребенку!

– Если вы будете упрямиться, то…

– Что «то»?

– Мне поручено просить помощи или у Воклера, или у солдат гарнизона.

– Ага! – прошептала я в ужасе. – Так вот почему вы везете меня туда!

Я поняла, что попалась в ловушку. Проклятая Фурси, она одурачила меня и лишила поддержки даже Маргариты!

– Ах ты мерзавка! – воскликнула я в негодовании. – Остановись сейчас же!.. Стой!

Вместо ответа она хлестнула лошадей, и от неожиданного рывка я упала на спину, больно ушибив плечо. Внутри меня словно что-то надорвалось.

– Проклятая старуха! – вырвался у меня возглас. – Заставить меня родить раньше времени тебе тоже приказано, да?

Я понимала, что с ней не справлюсь: она была выше и сильнее меня, к тому же я была на сносях. Но радостное, почти торжествующее восклицание сорвалось у меня с губ, когда я вспомнила, что у нее вывихнута нога.

– Святая Катрин, моя небесная заступница, – прошептала я, умоляюще складывая руки, – ты столько страдала, ты знаешь, что это такое, так не заставляй же страдать других. Помоги мне!

Изловчившись, насколько это позволяла мне раздавшаяся фигура, я соскользнула с повозки – благо, что мадемуазель Фурси еще не совсем выжила из ума и опасалась погонять лошадей слишком сильно. Прижимая руки к животу, я побежала к лесу.

Мадемуазель Фурси, очевидно, не ожидала такого маневра с моей стороны: я успела углубиться в лес на тридцать шагов, прежде чем услышала сзади отчаянный крик старой девы: