Я заберу тебя с собой - читать онлайн книгу. Автор: Никколо Амманити cтр.№ 78

— Я тебе завтрак приготовила. Только он уже остыл.

Грациано протянул руку:

— Иди сюда.

Флора поставила поднос на пол и робко подошла.

— Сядь. — Он чуть-чуть подвинулся. Флора осторожно села. Он взял ее за руку. — Ну что?

Флора едва заметно улыбнулась. «Скажи ему», — подумала она.

— Ну что? — еще раз спросил Грациано.

— Что — «что»? — пробормотала Флора, сжимая его руку.

— Тебе понравилось?

— Да…

«Скажи ему».

— Тебе хорошо с распущенными волосами… Гораздо лучше. Почему ты всегда так не ходишь?

«Грациано, я должна тебе сказать…»

— Не знаю.

— Что случилось? Ты какая-то…

— Ничего. — «Грациано, мы не можем больше встречаться. Мне жаль». — Есть хочешь?

— Немного. Мы вчера вечером так и не поели. За мной должок…

Флора встала, подняла поднос и направилась на кухню.

— Ты куда?

— Подогрею кофе.

— Не надо. Так выпью. — Грациано поднялся, сел, потянулся.

Флора налила ему кофе с молоком и смотрела, как он пьет и есть печенье, и поняла, что любит его.

Этой ночью она не заметила, как внутри нее прорвало плотину. И чувство, запертое в дальнем углу ее существа, вырвалось и заполнило ее сердце, ее разум, всю ее.

У нее перехватило дыхание и в горле начал расти ком.

Он доел.

— Спасибо. — Взглянул на часы. — О боже, мне надо бежать. Мать там, наверное, уже с ума сошла, — отчаянно произнес он, поспешно оделся, натянул сапоги.

Флора, сидя на диване, молча наблюдала за ним.

Грациано мельком взглянул на себя в зеркало. «Я ужасен, надо срочно принять душ», — подумал он. Надел куртку.

«Он уходит».

Значит, все, о чем она думала ночью в машине, — правда, нечего больше сказать, нечего объяснять, потому что он уходит, так и должно быть, он получил что хотел, и нечего тут обсуждать, нечего добавить, спасибо большое, пока, и это ужасно, нет, так лучше, так гораздо лучше.

Уходи. Убирайся прочь, потому что так лучше.

105

А Говнюк прям молнией мчится.

Упорный он, ничего не скажешь. Только это ему не поможет. Рано или поздно ему придется остановиться.

«Куда ты собрался?»

Говнюк их заложил и должен поплатиться. Пьерини его предупреждал, но он поступил по-своему, он проболтался, и теперь он получит по полной.

Элементарно.

На самом-то деле Пьерини был вовсе не уверен, что заложил именно Морони. Это вполне могла быть сучка Палмьери. Но по большому счету это было не важно. Морони ему нужен, чтобы в дальнейшем проще дела улаживать. Нужно, чтобы стало понятно: Пьерини слов на ветер не бросает, его нужно принимать всерьез.

А с Палмьери он потом разберется. Без спешки.

«Дорогая Палмьери, как же не повезло твоей тачке!»

— Он тормозит. Он спекся. Готов! — радостно завопил Фьямма.

— Подъезжай. Я его толкну, и он упадет.

106

Флора была так холодна. Совсем другая. Как будто на завтрак проглотила кусок льда. Грациано ясно чувствовал: она хочет, чтобы он ушел. Приключению конец.

«Вчера ночью я наворотил лишнего».

В общем, надо уходить.

Но он слонялся по гостиной.

«Хватит, сейчас я ее спрошу. Ну, откажет она! Попытка не пытка».

Он сел рядом с Флорой, но не вплотную к ней, поглядел ей в глаза и осторожно поцеловал.

— Ну я пошел.

— Ладно.

— Ну пока.

— Пока.

Но вместо того чтобы выйти и испариться, он нервно закурил и заходил по комнате, как муж в коридоре роддома. Остановился внезапно посреди гостиной и, набравшись мужества, изрек:

— А может, встретимся вечером?

107

«Больше не могу».

Пьетро видел краем глаза, что они приближаются. Всего в десяти метрах от него.

«Сейчас остановлюсь, развернусь и уеду».

Дурацкая мысль. Но других-то нет.

Сердце в груди трепыхалось и рвалось в клочья. Легкие изрыгали пламя, обжигая горло.

«Больше не могу, больше не могу».

— Поди сюда, Говнюк! — орал Пьерини.

Вот они.

Слева. В трех метрах.

«А если рвануть через поле?»

Тоже не выйдет.

По обе стороны дороги два глубоких рва, и даже на спортивном велосипеде он бы через них не перемахнул. Свалился бы.

Пьетро увидел, как Фаусто Коппи, едущий с ним, разочарованно покачал головой.

В чем дело?

«Так не пойдет. Надо вот как: ты быстрее этого раздолбанного мотороллера. Они могут догнать тебя, только если ты притормозишь. А ты разгонись — и оторвешься метров на десять, а не станешь тормозить, они тебя никогда не догонят».

— Говнюк, я только поговорить. Я тебе ничего не сделаю, честное слово. Мне тебе нужно объяснить кое-что.

«А ты разгонись — и оторвешься метров на десять, а не станешь тормозить, они тебя никогда не догонят».

Он увидел физиономию Фьяммы. Жуткую. Губы его кривились в ухмылке, очевидно, изображавшей улыбку.

«Я приторможу».

«Если затормозишь — тебе конец».

Фьямма резко выставил вперед ножищу километровой длины в армейском ботинке.

«Они хотят меня скинуть с велосипеда».

Коппи по-прежнему огорченно качал головой: «Ты слишком много думаешь, это тебя погубит, если бы я столько думал, то никогда не стал бы лучшим, а может, и вовсе умер бы. В твоем возрасте я работал в мясной лавке, и все вокруг меня дразнили, говорили, что я кривой и смех один на меня смотреть с моим велосипедом, с которого я еле до земли доставал. Но однажды во время войны я вез еду голодным партизанам, скрывавшимся в деревенской лачуге…»

Сильный удар Фьяммы оттолкнул Пьетро влево. Склонившись вправо всем телом, Пьетро сумел удержать равновесие. И снова погнал как сумасшедший.

«… а двое нацистов на мотоцикле с коляской, который гораздо быстрее мотороллера, погнались за мной, и я помчался изо всех сил и оставил позади немцев, а ведь они едва меня не поймали. Я в какой-то момент стал все больше набирать скорость, и немцы остались позади, а Фаусто Коппи — это Фаусто Коппи — это Фаусто Коппи — это Фаусто Коппи…»

108

Пьерини глазам своим не верил.