Пан Володыевский - читать онлайн книгу. Автор: Генрик Сенкевич cтр.№ 114

Подойдя к Пруту, они левым берегом направились вниз. Поскольку на Кучменском тракте не хватало провианта, можно было предположить, что султанские полчища, а впереди них орда, пойдут на Фалешты, Хуш, Котиморе и затем лишь валашской дорогой и либо свернут к Днестру, либо еще пройдут напрямик, через всю Бессарабию, чтобы только близ Ушиц вынырнуть у границы Речи Посполитой. Нововейский настолько был в этом уверен, что шел все медленнее, не считаясь со временем, и все осторожнее, боясь ненароком наткнуться на чамбулы. Войдя наконец в междуречье Сараты и Текича, он остановился там — дать роздых коням и людям и в хорошо защищенном месте дождаться передового дозора ордынцев.

Место и в самом деле выбрали удачное: и междуречье, и противоположные берега сплошь поросли кизилом и крушиной. Заросли кустарника раскинулись окрест, насколько хватал глаз, где густо покрывая землю, а где образуя островки, меж которых светлели прогалины, весьма пригодные для лагеря. В ту пору деревья и кустарники уже отцвели, а ранней весной было тут множество желтых и белых цветов. Безлюдные заросли кишели всякого рода зверьем: оленями, сернами, зайцами, птицами. Тут и там близ источников воины заприметили и медвежьи следы. Один медведь спустя два дня после прибытия отряда задрал овец, и Люсьня решил устроить на него облаву, но поскольку Нововейский, дабы не обнаружить себя, запретил стрельбу из мушкетов, воины выбирались на хищника с копьями и топорами.

Позднее у воды нашли и кострища, но старые, вероятно прошлогодние. Сюда, как видно, захаживали порой кочевники со стадами или, быть может, татары приходили срезать кизиловые побеги на кистени. Но даже при самых тщательных поисках свежих следов человека не обнаружили.

Нововейский решил далее не идти и здесь ожидать прибытия турецких войск.

Разбили лагерь. Соорудили шалаши и принялись ждать. На краю зарослей встали караульные; одни денно и нощно смотрели в сторону Буджака, другие — на Прут, в сторону Фалешт. Нововейский не сомневался, что по каким-то признакам он угадает приближение султанских войск, но отряжал все же маленькие разъезды, которые обыкновенно сам и возглавлял. Погода весьма им благоприятствовала. Дни стояли знойные, хотя в тени густых зарослей можно было укрыться от жары, а ночи ясные, тихие, лунные; кустарник в эту пору так и трепетал от соловьиных трелей. Такие ночи приносили Нововейскому тягчайшие страдания; будучи не в состоянии забыться сном, он неотвязно размышлял о недавнем своем счастье и о нынешних бедствиях.

Жил он одной лишь думой: насытить сердце местью и хоть немного успокоиться. Близился срок, когда ему суждено либо свершить свою месть, либо погибнуть.

Неделя проходила за неделей, драгуны хозяйничали в пустынном месте и вели наблюдение. За это время они изучили все пути, все овраги, луга, реки и ручьи, похитили еще несколько стад, вырезали несколько небольших групп кочевников и подстерегали врага в густых зарослях, как дикий зверь подстерегает добычу. И вот долгожданный миг настал.

Однажды поутру они заметили стаи птиц, тянувшиеся и высоко над землей, и совсем низко. Дрофы, белые куропатки, голубоногие перепелки, держась понизу, по-над травой, устремлялись к зарослям, а поверху неслись вороны, вороны и даже болотная птица, очевидно, вспугнутая с берегов Дуная либо с добруджских болот. Завидев стаи птиц, драгуны переглянулись, и слово «идут, идут!» полетело из уст в уста. Лица тотчас оживились, усы встопорщились, заблестели глаза, но в их оживлении не было ни тени тревоги; у людей этих вся жизнь прошла в «маневрах», и чуяли они лишь то, что чуют охотничьи собаки, выследившие зверя. Костры тотчас залили, чтобы дым не выдал присутствия людей в зарослях, коней оседлали — весь отряд встал в боевом порядке.

Теперь надлежало рассчитать время и захватить неприятеля врасплох, когда он расположится на привал. Нововейский хорошо знал, что султанское войско движется врассыпную, тем паче здесь, у себя в стране, где никакая опасность как будто не грозит. Знал он и то, что передовой дозор обыкновенно на милю, а то и на две опережает основное войско, и справедливо полагал, что впереди идут липеки.

Поразмыслив, пойти ли им навстречу тайными и уже изведанными тропами иль ожидать врага в кизиловом кустарнике, он выбрал последнее: отсюда легче было неожиданно напасть в любую минуту. Прошел еще день, потом ночь, — теперь уж не только птицы, но и звери стадами устремлялись к зарослям. На следующее утро в поле зрения показался неприятель.

К югу от кизилового кустарника тянулось обширное холмистое пространство, уходящее вдаль до самого горизонта. Там драгуны и увидели неприятеля, весьма быстро продвигавшегося к Текичу. Из густых зарослей они наблюдали за черной массой, которая то исчезала с глаз за холмами, то вновь возникала.

Люсьня с зоркостью ястреба какое-то время всматривался в даль, а затем обратился к Нововейскому.

— Пан комендант, — сказал он, — людей там немного: это табун гонят на пастбище.

Спустя минуту Нововейский убедился, что Люсьня прав, и лицо его прояснилось от радости.

— Стало быть, привал им выпадет примерно в миле-полутора от этих зарослей? — спросил он.

— Да, — подтвердил Люсьня. — Они, по всему видать, ночью двигаются, чтоб от жары схорониться, а днем отдыхают, коней же до самого вечера выгоняют пастись.

— Велика ли стража при лошадях?

Люсьня снова выбрался из зарослей, и долго его не было.

Наконец он появился и сказал:

— Коней будет тысячи полторы, а людей при них человек этак двадцать пять. А чего им бояться? Они покуда у себя дома и в большой страже не нуждаются.

— А людей ты сумел различить?

— Далековато еще, но это липеки, ваша милость! Почитай, они уже в наших руках…

— Верно! — сказал Нововейский.

Теперь он уже не сомневался, что никто из тех людей живым от него не уйдет. Для такого наездника, как он, и для его солдат это было слишком легкое дело.

Тем временем табунщики подгоняли коней все ближе и ближе к кизиловым зарослям. Люсьня снова исчез и вскоре воротился. Радость выражало лицо его и жестокость.

— Липеки, ваша милость, точно! — шепнул он.

Заслышав это, Нововейский закричал ястребом, и отряд драгун тотчас же отступил в гущу кустарника. Там он распался на два отряда, один сразу спустился в овраг, чтобы вынырнуть позади табуна и татар, другой ждал, выстроившись полукружьем.

Все было проделано настолько тихо, что даже самый тонкий слух не уловил бы ни малейшего шороха — ни одна сабля не звякнула, шпора не зазвенела, конь не заржал; густая трава в зарослях приглушала топот копыт. Даже лошади, казалось, понимали, что успех нападения зависит от внезапности, они ведь тоже не впервой выполняли такую операцию. Из оврага и кустарника слышался только ястребиный крик, все тише, все реже.

Татарские кони остановились перед зарослями и разбрелись по лугу. Сам Нововейский с края кустарника следил каждое движение табунщиков. День выдался погожий, было еще перед полуднем, но солнце стояло уже высоко и поливало землю жаром. Лошади стали валяться по траве, затем приблизились к зарослям. Табунщики спешились, стреноженных коней пустили пастись, а сами в поисках тени и прохлады вошли в заросли и прилегли под развесистым кустом отдохнуть.